"Колин Маккалоу. Травяной венок. Том 1" - читать интересную книгу автора

- Мы все время беседовали.
Ложь Сервилий оказалась столь искусной, что мать не заподозрила
неправды. Оба родителя не обращали на нее внимания, и она с раннего детства
стала солидаризироваться с отцом, который казался ей более важной, более
необходимой для нее персоной, нежели Ливия Друза. Все ее детские мечты
сводились к тому, что она вздыхала по отцовской любви, которой, как ей
подсказывал здравый смысл, она никогда не дождется: отец не принимал дочерей
всерьез, потому что хотел сына. Как она пронюхала об этом? Да очень просто:
она носилась, подобно призраку, по всему дому дяди Марка, подслушивала
разговоры, забиваясь в темные углы, и знала многое такое, что вовсе не
предназначалось для ее ушей. Сервилий казалось, что именно отец, а не дядя
Марк и уж конечно не никчемный италик Солон, говорит так, как подобает
истинному римлянину. Сейчас, отчаянно скучая по отцу, девочка страшилась
неизбежного: когда мать произведет на свет сына, все мечты о том, чтобы
стать отцовской любимицей, ей придется навсегда забыть.
- Что ж, Сервилия, - поспешила с ответом Ливия Друза, - я только рада,
что ты любишь своего отца. Но тебе придется повести себя, как взрослой,
когда он вернется домой и вы снова будете с ним разговаривать. То, что я
рассказала тебе о моей неприязни к нему, - это исповедь, не подлежащая
разглашению. Это наш секрет.
- Почему? Разве он этого не знает?
Ливия Друза нахмурилась, не зная, что ответить.
- Если ты так много беседуешь с отцом, Сервилия, то ты должна знать,
что он понятия не имеет о моей неприязни. Твой tata не относится к числу
проницательных мужчин. В противном случае и я относилась бы к нему иначе.
- Мы с ним никогда не тратим время на то, чтобы обсуждать тебя, -
пренебрежительно бросила Сервилия. - Нас занимают более важные вещи.
- Для семилетней девочки ты неплохо умеешь наносить обиды.
- Tata я никогда не обижала, - отчеканила семилетняя девчонка.
- Твое счастье. Но на всякий случай запомни мои слова. То, что я
сказала - или попыталась сказать тебе сегодня, - должно остаться между нами.
Я раскрыла тебе душу и рассчитываю, что ты поступишь с моей исповедью так,
как подобает римской патрицианке - бережно.

Когда в апреле Луций Валерий Флакк и Марк Антоний Оратор были выбраны
цензорами, Квинт Поппедий Силон явился к Друзу в состоянии необычайного
воодушевления.
- О, как чудесно было поболтать с Квинтом Сервилием! - с усмешкой
бросил Силон; он никогда не скрывал своей неприязни к Цепиону, как и тот -
своего презрения к нему.
Хорошо понимая друга и втайне соглашаясь с ним, хотя семейные узы не
позволяли ему выражать свое согласие вслух, Друз пропустил сие замечание
мимо ушей.
- Что довело тебя до кипения? - спросил он Силона.
- Наши цензоры! Они замыслили самую дотошную перепись, какая
предпринималась когда-либо прежде, и вот теперь собираются изменить
процедуру! - Силон выразительно воздел руки к небу. - О, Марк Ливий, ты и
представить себе не можешь, как глубок теперь мой пессимизм по поводу
событий в Италии! Теперь я уже не вижу иного выхода из положения, нежели
отделение и война с Римом.