"Колин Маккалоу. Травяной венок. Том 1" - читать интересную книгу автора

граждан в списках. - Кустистые брови взлетели вверх. - Но нет, сенаторы, вы
ошибаетесь! Это не входит в мои намерения. Подобно вам, я не считаю, что наш
электорат следует разбавлять людьми, которым хватило беспринципности, чтобы
вопреки истине записаться римлянами. Мое предложение состоит в другом: пусть
lex Licinia Mucia действует, пусть следственные комиссии заседают, как
гласит закон, разработанный нашими блестящими законниками, - но пусть они
поставят своей неумолимости предел. Далее этого предела - ни шагу! Все
лжеграждане до одного подлежат вычеркиванию из списков и из триб. Только
это - и ничего больше. Ничего! Внемлите моему предостережению, сенаторы и
квириты, слушающие у дверей: как только вы начнете подвергать наказаниям
лжеграждан - стегать их кнутами, отбирать у них дома, деньги, лишать надежды
на будущее, вы посеете такой ветер, вас захлестнет такая волна ненависти,
что содеянное вами превзойдет по последствиям высевание драконовых зубов. Вы
пожнете смерть, кровь, обнищание и вражду, которые будут свирепствовать еще
тысячу лет! Не закрывайте глаза на то, что попытались учинить италики, но и
не карайте их за одну лишь попытку!
"Отлично сказано, Гай Марий!" - подумал Друз и захлопал. Он был не
одинок. Однако большинство встретило речь неодобрительно. Из-за дверей
послышался ропот, свидетельствовавший о том, что и другие слушатели не
больно склонны соглашаться с Марием.
Поднялся Марк Эмилий Скавр.
- Могу я взять слово?
- Можешь, принцепс сената, - кивнул Красс Оратор.
Скавр и Гай Марий были однолетками, однако первого, хотя он и не имел
асимметрии в чертах лица, уже никак нельзя было назвать моложавым. Лицо его
избороздили глубокие морщины, даже лысина его казалась сморщенной. Только
его чудесные зеленые глаза были молоды: взгляд его был по-прежнему
пронзителен и зорок и свидетельствовал о незаурядном уме. Сегодня он не
собирался прибегать к прославившему его и давшему пищу для бесчисленных
анекдотов чувству юмора; даже уголки его рта сегодня поникли. Он тоже
прошелся до дверей, но там, в отличие от Мария, отвернулся от сенаторов и
воззрился на толпу за пределами зала.
- Отцы-основатели! Я - ваш принцепс, подтвержденный в этом статусе
действующими цензорами. Я пользуюсь этим статусом с того года, когда был
консулом, то есть уже двадцать лет. Я - консулар, побывавший в цензорах. Я
предводительствовал армиями и заключал договоры с врагами, а также с теми,
кто просился нам в друзья. Я - патриций из рода Эмилиев. Однако гораздо
важнее всех этих немаловажных заслуг то, что я просто римлянин!
Для меня непривычно соглашаться с Гаем Марием, назвавшим себя италиком.
Но позвольте повторить вам то, что вы услыхали в начале его выступления.
Такое ли это преступление - возжелать стать римлянином? Возжелать влиться в
народ, который правит всем значимым миром? Народ, которому по плечу помыкать
царями? Подобно Гаю Марию, я повторю, что хотеть стать римлянином - не
преступление. Наше расхождение заключается в том, где мы ставим ударение.
Хотеть - не преступление. Иное - сделать. Я не позволю, чтобы слушатели
угодили в поставленную Гаем Марием ловушку. Мы собрались сегодня не для
того, чтобы сострадать тем, кто не имеет желаемого. Наша сегодняшняя цель -
не жонглирование идеалами, мечтами, стремлениями. Мы имеем дело с
реальностью - противозаконной узурпацией римского гражданства десятками
тысяч людей, не являющимися римлянами и, следовательно, не имеющими права