"Две женщины" - читать интересную книгу автора (Коул Мартина)

Глава 19

Венди принесла матери чашку чая и несколько гренок. Отец уже ушел. Она дождалась этого момента и только потом оделась и передвинула комод на прежнее место. Ночью Венди почти не спала. Каждый раз, когда она начинала дремать, ее будил какой-то шорох, и она напрягалась от страха.

Посмотрев в лицо матери, Венди вздохнула. Если бы она поделилась с ней своей бедой, то еще больше заставила бы ее переживать и волноваться, а глядя на ее синяки, было понятно, что ей и так изрядно досталось.

– Все в порядке, доченька? – заботливо спросила Сьюзен. Венди ответила печально – в ее огромных голубых глазах отражалась боль:

– Со мной все в порядке, мамуль. Это о тебе нужно волноваться, ты так кричала! Посмотри, что он опять натворил. Мам, мы не можем просто заставить его уйти?

Сьюзен посмотрела на свою красавицу дочь, и ее охватила тоска от пустоты и никчемности собственной жизни. Она могла готовить еду для детей, обстирывать их, защищать от внешнего мира. Но там, где дело касалось Барри, она ничего не могла сделать.

Она взяла дочь за худенькую руку. На одном из пальчиков было надето колечко в форме сердечка. Ее маленькая девочка превращалась в прекрасную юную женщину.

– Послушай меня, мое сердечко, этот человек любит всех вас, но по-своему. Мне бы очень хотелось, чтобы было по-другому, ты это знаешь, но я не могу заставить его жить иначе. Если бы все зависело от меня, я бы окутала всех своей любовью, милая, ты же знаешь. Нам остается надеяться на лучшее. Он будет жалеть потом, что натворил, и некоторое время мы сможем жить спокойно. Вот увидишь.

Сьюзен знала, что слова ее были пустыми. Пустыми и бессмысленными. Но ей так хотелось приободрить свою дочь.

Каждый вдох был для нее пыткой, ребра болели от побоев. Но приходилось притворяться, что все не так уж плохо, просто немного нездоровится, что быть избитой подобным образом – в порядке вещей.

– Выгони его, мам. Избавься от него, пожалуйста. Голос Венди был тихим, едва слышным и срывающимся от сдерживаемых слез. Сьюзен крепче сжала ее руку.

– Я не могу, милая. Ты же знаешь, в чем дело. Копам наплевать на таких, как мы, да и всем наплевать на нас. Поэтому я и хочу, чтобы ты получила хорошее образование и вырвалась из этой среды. Чтобы у тебя была достойная жизнь среди людей, которые решают свои проблемы не при помощи кулаков.

Венди почувствовала такой прилив любви к матери, что бросилась в ее объятия. Она обняла ее так крепко, словно боялась, что она исчезнет. Сьюзен, мягко отстранив Венди, нежно поцеловала ее в лоб.

– В один прекрасный день он оставит нас, я тебе обещаю. Мы победим. Мы всегда побеждаем. Но пока он не уйдет, мы вынуждены терпеть, дружок.

Венди знала, что мать говорит правду, но с юношеским упрямством верила, что должен быть какой-то способ избавиться от отца раз и навсегда. На любой вопрос всегда есть ответ, нужно только его найти.

– Лежи, мамуль. Я присмотрю за малышами и сегодня не пойду в школу. Мне в любом случае нужно повторить уроки.

Сьюзен кивнула. Теперь, после этого разговора, ей стало немного легче. Когда Венди встала, Сьюзен снова обратила внимание на ее почти уже оформившуюся фигуру, высокую грудь, так похожую на ее собственную в этом возрасте, красивое лицо, при взгляде на которое ей самой с трудом верилось, что это ее ребенок. У Венди светлая голова, и она приложит все усилия, чтобы создать себе такую жизнь, о которой ее мать только мечтала. Сьюзен была в этом уверена.

В дверь колотили и барабанили изо всех сил, и Розель вздохнула. Она знала, кто это, и, усталой походкой выйдя в коридор, крикнула:

– Уходи, Барри, пока я не позвала Ивана и не стерла тебя с лица земли.

– Впусти меня, Розель, нам нужно поговорить.

Прислонившись к холодной белой стене, она почувствовала, что готова заплакать. Барри был дерьмом, мучившим свою жену, жестоким насильником… но только не с ней. С ней он становился таким, каким и должен быть настоящий мужчина при любых обстоятельствах. Однако как только он оказывался вне поля ее зрения, он превращался в Мистера Мачо. Это было смешно и грустно.

Подняв трубку телефона, Розель набрала номер, чувствуя, что пришло время навсегда прекратить эти отношения. Через пять минут из берлоги Ивана на Дин-стрит прибыли двое молодцов. Она наблюдала из окна, как Барри сначала угрожали бейсбольными битами, а затем жестоко избили средь бела дня на людной лондонской улице.

Никто не вмешался, никто не позвал полицию, никому до него не было дела. Кроме нее да, возможно, Сьюзен, потому что именно Сьюзен придется вынести на себе последствия его гнева и ярости. Розель знала об этом, и эта мысль тревожила ее, но она должна вырвать Барри Далстона из своей жизни. Он был ее ахиллесовой пятой, ее слабостью. Как может внешность мужчины делать женщину такой безрассудной? Как может он заставить ее обо всем забыть? Она знала, что если посмотрит в его глаза еще раз, то вряд ли устоит перед искушением простить его снова. А именно этого ей не следовало делать.

В отличие от Сьюзен у нее имелся тыл, были люди, которые могли «убедить» Барри единственным методом, который он уважал: жестокостью, кулаками, бейсбольными битами и, если нужно, оружием.

Однако после того как он пролежал на земле десять минут, она вызвала скорую помощь. В конце концов, она не такая бездушная, как Барри.

Джун вошла в дом, не говоря ни слова, поставила чайник на огонь и окинула взглядом кухонные шкафы Сьюзен.

– Да ты, кажется, упакована под завязку.

Сьюзен кивнула. Она сидела за кухонным столом. Ее лицо было по-прежнему в синяках, но, по крайней мере, она могла наконец двигаться – через пять дней после побоев. Малышка Рози неуверенными шажками обходила комнату, открывала шкафчики и играла крышками от кастрюль.

Посмотрев на нее, Джун улыбнулась:

– Она похожа на маленькую принцессу, правда? Какие глазки! Кто у нас маленькое сокровище?

Рози улыбнулась широкой беззубой улыбкой, от которой таяло сердце.

– Я, я. – Она протянула эти слова дрожащим детским голоском, похожим на журчание ручейка. Женщины дружно расхохотались.

– Ну, Сьюзен, как дела?

Джун разлила чай. Обтягивающая юбка и высокие каблуки молодили ее.

– Все в порядке, – ответила Сьюзен. – Как всегда. Его нет уже почти неделю, так что мы можем пожить немного в тишине и покое. А что?

Она достаточно хорошо знала свою мать и понимала, что ее забота вряд ли будет бескорыстной.

– Мать, если тебе нужны деньги, то у меня полный голяк. У меня нет денег даже на мороженое.

Тогда Джун повернулась к ней:

– Ну почему ты всегда такая жалкая баба? Я собиралась дать тебе немного денег. Твой отец удачно провернулся в выходные. Он выиграл на скачках в Грин-Лейнз в Илфорде. – Она засмеялась, увидев изумленное выражение лица Сьюзен. – Он неплохо заработал. Я подумала, что надо дать тебе немного, потому как вроде Рождество не за горами. – Она положила пятьдесят фунтов на кухонный стол. – Ты сможешь отдать их мне на Новый год. Они к тому времени мне понадобятся.

Джун снова засмеялась, и Сьюзен устало улыбнулась.

– Прежде чем их тратить, я посмотрю, что скажет Барри. Если честно, он опять без работы. Но я надеюсь, что вскоре что-нибудь найдет. Я подала на пособие. Мне пришлось, мам, ведь Барри есть Барри. С ним никогда не знаешь, что ждет тебя завтра.

Джун понимающе кивнула:

– Как с моим стариком. Я знаю, о чем ты говоришь, Сью. Но по крайней мере, он вернулся к тебе. Это должно быть приятно.

Сьюзен с готовностью подхватила:

– О, это не просто приятно, это восхитительно. Я так скучала по кулакам и тумакам. Дети были как ненормальные, когда он ушел, они не могли привыкнуть к тишине. Я уж собралась было отправить их на Фолкленды, чтобы они по-прежнему могли воевать и драться.

Джун усмехнулась:

– А ты язва, Сьюзен.

– Если честно, мам, я хотела бы их обоих видеть в гробу. Джун отхлебнула чай и затянулась сигаретой «Ротманс».

– Давай рассказывай. Я сама сплю и вижу, чтобы твой отец сдох. Старый сутенер! – Она снова засмеялась. – Я помню, как однажды, когда ты была еще совсем маленькой, мы с ним были на рынке в Ромфорде. Он ударил меня так, что в глазах потемнело, из-за того, что я смотрела на парня, на которого я конечно же смотрела. Я есть я.

Прежде чем продолжить, Джун глубоко затянулась.

– Он был, однако, хорошеньким. Просто красавчиком, черт подери.

Сьюзен спросила с недоверием:

– Кто, мой отец?

Джун громко рассмеялась:

– Нет, другой чудило. Он был турком или кем-то вроде, темнокожий, красивый самец с большими глазами. – Она перенеслась мысленно в другое место и время. – И главное – я его любила. Твой отец ничего не знал, но я с ним спала. Он был просто супер, черт подери. Сплошные мускулы и кожа шоколадного цвета. Мне всегда нравились темнокожие. За-бав-но, да?

Джун была серьезна, и Сьюзен почувствовала странную жалость, которую всегда испытывала к своей матери из-за ее ненасытной потребности в мужчинах.

– Они обращаются с женщиной как с женщиной и даже благодарны, когда им отдаешься, – пояснила Джун.

– Может, мам, так было раньше, когда все здесь для них было внове. А сейчас, думаю, привыкли и обращаются с женщинами, как все остальные мужчины.

Джун кивнула:

– Наверное, это так. Но тогда мне нравились их ухаживания, нравилось чувствовать себя кем-то, куда-то ходить, вести интересную жизнь, быть кому-то нужной.

– Ты была нужна мне и Дэбби, мам.

Джун покачала головой и в знак несогласия помахала сигаретой.

– Не-а. Ты не чувствуешь себя нужной до тех пор, пока тебя не захочет мужчина, запомни это. С возрастом с этим сложнее, сама понимаешь. Мужчины перестают обращать на тебя внимание, просто игнорируют тебя. Воспринимают как предмет. Тяжело, – особенно если ты когда-то была привлекательной женщиной, красоткой, вслед которой оборачивались все мужики.

Сьюзен мягко улыбнулась:

– Ну, мам, ты до сих пор выглядишь лучше меня, хотя я и молодая. Но я никогда не была той, кому смотрели вслед, никогда.

Джун передернула плечами:

– Ты всегда была некрасивым ребенком, милая. Такой тебе выпал жребий. Если бы у Дэбби был твой ум, она бы далеко пошла. У нее есть внешние данные – не так чтобы очень, но достаточные для продвижения по жизни. А ты посмотри на нее – застряла где-то в Эссексе, ни детей, ничего. Превратилась в несчастную кобылу, вот и все.

Сьюзен покачала головой:

– По слухам, Джеймси натворил дел. У его девицы на стороне ребенок. Дэбби, наверное, переживает. Если честно, мам, это кошмар – быть бесплодной.

– Особенно когда живешь с таким придурком, как он! Мне никогда не нравились ирландцы. Посмотри, что они натворили, эти проклятые католики, там, у себя. Бомбы и все такое… Не знаю, куда катится мир.

Мать была совершенно невежественна в делах политики, и Сьюзен едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– Пойдешь сегодня вечером в кабак?

Сьюзен покачала головой:

– Сомневаюсь. Я не могу себе этого позволить, да и детям я нужна здесь.

– Оставь с ними Дорин, или пусть эта чертовка Венди за ними присмотрит. Ей не повредит, если она время от времени будет тебе помогать.

Джун имела зуб на Венди, и это злило Сьюзен.

– Она превращается в красавицу, мам. Ты бы видела, какое у нее тело!

Джун пожала плечами:

– В этом нет ничего хорошего, если она не сумеет им правильно воспользоваться.

Сьюзен посмотрела прямо в глаза матери:

– Что ты имеешь в виду, мам? Может, позволить другим пользоваться ее телом?

Джун снова пожала плечами:

– Думай как хочешь, но запомни мое слово: кончится тем, что она будет смотреть на всех сверху вниз.

Сьюзен засмеялась:

– Черт побери, я очень надеюсь на то, что так и будет. Я желаю для нее и для всех остальных детей лучшей жизни, чем наша.

Джун неожиданно сникла:

– Я делала все, что могла, для тебя и для Дэб.

Сьюзен снова засмеялась:

– Именно это я и имела в виду, Мам, именно это.

Все-таки Дорин уговорила Сьюзен пойти вечером в заведение. Там должна была состояться грандиозная вечеринка с живой музыкой. Сьюзен зашпаклевала свои синяки косметикой, оделась в праздничный наряд, состоявший из платья и пиджака от «Маркс и Спенсер». Они с Дорин оставили Венди присмотреть за детьми.

Ребра Сьюзен все еще давали о себе знать, но ей хотелось выйти куда-нибудь в люди и приятно провести время. И Дорин убедила ее, что лучший способ для этого – пойти в кабак со своими лучшими друзьями.

Сьюзен была рада, что пошла. Даже Дэбби появилась. Располневшая, грустная, она пришла не одна. На буксире она привела жалко выглядевшего Джеймси – под глазом у него красовался фингал. Две сестры сели вместе, и Сьюзен слушала, как Дэбби разбирает всех присутствующих по косточкам. Особенно досталось тем, кто был связан с Джеймсом в последние годы.

Клуб заполнили люди всех возрастов. Музыка была, по местным меркам, хорошей – громкой и танцевальной. Вино текло рекой. В общем, типичный вечер выходного дня в Ист-Сайде. Женщины сидели вместе, мужчины стояли у бара. Дети торчали снаружи, пили кока-колу, ели чипсы, играли в поцелуйчики и дрались.

Здесь мало что изменилось с тех пор, как Сьюзен была маленькой девочкой. В этом месте она чувствовала себя в безопасности. После нескольких стаканов бакарди и кока-колы Сьюзен расслабилась. Она почувствовала, как напряжение медленно спадает и заботы уходят. Дорин, как всегда, смешила народ. Даже Дэб расслабилась и начала получать удовольствие. Когда оркестр заиграл одну из старых композиций «Битлз», Сьюзен пожалела о том, что не может присоединиться к танцующим. Но она хлопала в ладоши, пела вместе со всеми, и ей этого хватало. Затем Джун и Джоуи начали танцевать твист, и со всех сторон послышались крики одобрения и подбадривания.

Хохоча, словно беззаботная девчонка, Сьюзен присоединилась к общим крикам и аплодисментам. Она навсегда запомнит эту ночь. На то у нее будет множество причин. Впервые со времени возвращения Барри домой на сердце у нее было легко и хорошо. Она заметила у стойки бара Питера Уайта и помахала ему рукой. Он помахал ей в ответ, и она наблюдала, как он пробирается через толпу, чтобы поговорить.

– Он на тебя запал, Сью.

Она отмахнулась от сестры:

– Не глупи. Мы друг друга знаем с детства. Это просто визит вежливости.

Дэб засмеялась низким противным смехом:

– Он хочет быть вежливым, девочка, я тебе точно говорю. Он всегда о тебе спрашивает.

Сью посмотрела на нее с осуждением:

– Он просто относится ко мне как к другу, вот и все, Дэб. А теперь оставь эту тему.

Питер улыбнулся сестрам и кивнул остальным женщинам за столом. Сьюзен нравилось его внимание. Все смотрели, как она разговаривает с очень интересным моряком. Казалось, кроме нее он никого не видел.

– Давненько не встречались, Сью, как жизнь? – Изумрудные глаза Питера светились, и она по-девчоночьи рассмеялась.

– Как всегда, дружок, а у тебя? Не нашел себе еще хорошую девочку?

– Всех хороших уже разобрали, включая тебя, девочка, – неожиданно ответил Питер.

Она вспыхнула. Ее лицо стало пунцовым, а мать закричала через стол:

– Ой, гляньте-ка, моя Сьюзен красная как мак! Он тебя что, спросил про размер бюстгальтера?

Все, включая Питера, засмеялись. Сьюзен покачала головой и громко крикнула:

– Не обращай внимания, Питер! Она просто животное!

Но шум усилился, и они перестали слышать друг друга. Показав жестами, что пошел к бару за выпивкой, Питер покинул их общество. Покрасневшая и смущенная, она повернулась к сестре:

– Господи, мне кажется, ты права. Он правда запал на меня!

Дэбби хлебнула коктейля и язвительно заметила:

– Ему, должно быть, ты нравишься как человек.

Сьюзен почувствовала, как эйфория растаяла, и ответила сестре в той же манере:

– Зато никаких опасений, что ты кому-нибудь можешь понравиться по этой причине, гадкая маленькая сучка.

Дэбби поднялась с места.

– Ты права, Сьюзен, но я бы и не хотела, чтобы меня любили за это. Это значит, что ты слишком уродлива, чтобы привлечь мужика другим способом, не так ли?

Она, покачиваясь, побрела к бару, подошла к Питеру, обняла его рукой за шею, поцеловала и погладила, сначала убедившись в том, что Сьюзен смотрит на нее.

Дорин села на освободившееся место и сказала на ухо Сьюзен:

– Посмотри на эту жирную тварь. Как будто кто-то может обратить на нее внимание без хорошей дозы наркотиков!

Женщины громко захохотали, привлекая внимание окружающих. Дэбби посмотрела в их сторону. Она догадалась, что смеялись над ней, придвинулась еще ближе к Питеру и показала сестре язык.

Сьюзен показала ей средний палец, и они с Дорин снова залились смехом.

– Я думаю, он там, на своем корабле, часто этим занимается, я имею в виду – сам с собой…

– Перестань, Дор, он хороший человек.

Дорин кивнула:

– Я знаю, дружок, а почему он не твой в таком случае, а? Представь, какая у тебя с ним была бы жизнь. Все время в море, дома от случая к случаю. Регулярные денежки, личная жизнь, пока его нет. Твою мать, я бы сама за ним не прочь приударить.

Сьюзен усмехнулась:

– Я не нравлюсь ему. Он видит во мне своего друга. Вот и все.

В голосе ее послышалась грусть, и каждая погрузилась в свои мысли. Они пытались представить, что это такое – быть любимой. У бара Питер оттолкнул Дэбби, и она, хохоча, едва не упала. Ее маленькие толстые ножки на безумно высоких каблуках походили на бутылки.

– Знаешь что? Она выглядит так же, как моя мать, тебе не кажется, Дорин?

Дорин глубокомысленно кивнула:

– Она и есть твоя мать, дружок. Только более молодая и более мстительная. Ни за что на свете я не хотела бы быть такой. Они не женщины, они пародия.

Сьюзен кивнула, но все равно настроение испортилось.

– Я хочу пойти домой, она на самом деле плюнула мне в душу.

Дорин подняла пустой бокал и упрекнула Сьюзен:

– А ты не показывай, что она задела тебя. Она просто ревнует. Ты очень хороший человек, Сьюзен, и они никогда не смогут отнять у тебя это. Не забывай об этом. А теперь закрой рот и сиди здесь, пока я пойду и принесу два двойных.

Сьюзен, как всегда, послушалась.

Барри был зол и под кайфом. Он только что вернулся от крошки из Майнор-парка. Кристина Карвел была тридцатилетней матерью пятерых детей. Ее пышное тело еще сохраняло остатки былой красоты, кроме того, у нее был веселый, жизнерадостный характер. Крисси видела весь мир в сверкающих красках радости.

Целых шесть дней Барри пользовался гостеприимством и телом хозяйки; с ним обращались как с особой королевского звания, кормили и поили до тех пор, пока он не вернулся к своему прежнему «я». Тогда Крисси дала ему с собой дозу кокаина и амфетамина и скрутила для него несколько сигарет на дорожку. Придя в чувство, он ушел с обещаниями вернуться и отплатить добром за добро.

Крисси привыкла, что мужчины типа Барри ею пользуются. Она знала, что иногда может получить взамен немного денег и наркотиков. Мужчины приходили к ней, когда им требовалось отсидеться, спасаясь от полицейских, жен или любовниц. Ей нравилось проводить время в компании, и она принимала все, что ей предлагала жизнь. Она никогда ни на кого не обижалась и не обижала других.

Ее дети были всех цветов радуги, и она обожала их. Тем не менее она не могла устоять против смазливой мордашки, особенно как у красавчика Барри Далстона. Крисси провела с ним несколько замечательных дней. Теперь он уходил, и она провожала его с улыбкой и пятью фунтами в придачу. Таким уж она была человеком.

Барри же оставлял ее с герпесом. Хотя пройдет какое-то время, прежде чем она узнает об этом. Входя в свой дом, он кипел от злости. Наркотики вызывали у него паранойю: ему казалось, Розель и Сьюзен объединились против него. В квартире у Крисси он жил в сказочном мире задернутых занавесок, хорошей музыки и дружелюбия. В реальном мире он не верил женщинам. Барри Далстон страдал от «Пита-параноика», как наркоманы называли это состояние.

Венди, уютно устроившаяся на софе после того, как уложила детей в кроватки, услышала лязг ключей в замке и похолодела. Когда отец вошел в гостиную, она уже стояла у дверей кухни. Барри заметил страх в ее глазах – это ему польстило. По крайней мере, дочь понимала, с кем имеет дело.

– Где твоя мать?

Венди пожала плечами:

– Ушла куда-то, но скоро вернется.

Венди боялась сказать, что Сьюзен пошла в клуб. Барри передразнил дочь:

– Что значит – «ушла куда-то»? Я не разрешал ей никуда уходить!

Венди видела, что он находится под действием наркотиков, и постаралась угодить ему:

– Сделать тебе чайку, пап? Что-нибудь покушаешь?

Барри проигнорировал ее слова. Усевшись на диван, он достал маленький пакетик из фольги. Положив его на стол, он велел Венди принести из кухни зеркало. Она повиновалась, и Барри высыпал на зеркало какое-то комковатое вещество и начал крошить. С помощью бритвы он быстро превратил его в порошок. Затем разделил порошок лезвием на четыре части. В тишине комнаты слышался скрежет металла по стеклу.

Затем, скатав в трубочку пятидолларовую банкноту, он поочередно втянул две порции в ноздри, запрокинул голову назад и закашлялся, почувствовав жжение в горле. Потом взглянул на Венди.

– Хочешь попробовать? Испытать кайф со своим папочкой, а? – Он смотрел на дочь почти дружелюбно.

Она покачала головой:

– Я не принимаю наркотики. – В ее голосе слышалось осуждение, и это разозлило его.

– «Я не принимаю наркотики», – передразнил он. – Ты маленькая задастая сучка!

Венди не знала, что ей делать. Она боялась оставить с ним детей. Если кто-то из них проснется, в таком состоянии Барри мог всыпать ему так, что мало не покажется. Венди оказалась между молотом и наковальней.

– Что ты смотрела по телевизору?

– Ничего. Я просто повторяла уроки.

Барри медленно кивнул, будто ему было слишком сложно вникнуть в ее слова.

– А, понимаю. Повторяла уроки. Умная девочка повторяла уроки. – Он говорил так, словно в комнате находился кто-то третий. Затем он взял книгу, которую она читала. – Гроздья чего?

– Гнева. «Гроздья гнева». Это роман Джона Стейнбека.

– Интересно, каков этот хрен Стейнбек дома? – Барри бросил книгу на пол. – Подойди, сядь рядом с твоим папочкой, обними его.

Венди осталась стоять в дверях. Несколько секунд он не отрываясь смотрел на нее.

– Я сказал тебе подойти сюда. – Он показал на пол между своих ног. – Подойди сюда. Немедленно!

Он почти орал, и, вспомнив о своих сестрах и братике, Венди подошла к отцу. Он посадил ее на колени и окинул взглядом.

– Ну что, это было не слишком сложно?

Он держал ее за руки, она хотела вырваться и убежать из комнаты, из дома, но не могла.

– Ты растешь, девочка. Посмотри, какие у тебя уже сиськи. Твоя мать была такой же – созревшей для того, чтобы ее сорвали. Держу пари, парни не прочь погулять с тобой?

Она кивнула.

– Только я не хочу гулять с ними. Я хочу сначала пойти учиться в университет. А потом путешествовать по миру.

Для нее было важно, чтобы он понял, какая она на самом деле. Чтобы он знал, чего она хотела, о чем мечтала. Барри засмеялся:

– У тебя, крошка, нет ни малейшего шанса! Закончишь как все. Живот с руками и ногами, замужем за транжирой. У твоей матери много лет назад тоже были такие же иллюзии. Но ничего, я быстро вышиб из нее эту дурь, вышибу и из тебя.

Венди закусила губу. Барри посмотрел на дочь. Она действительно хорошенькая, похожа на Сьюзен, только лучше: шикарные густые волосы каштанового цвета наверняка были предметом зависти девчонок в округе. Выглядела она старше своего возраста. Лет на восемнадцать. Тело полностью сформировалось, длинные стройные ноги и пышная грудь. Она как Джоан Коллинз в молодости: широкие скулы и огромные глаза с поволокой. Он почувствовал зарождающееся желание, манящее притяжение молодого женского тела.

Все равно этот цветок сорвет какой-нибудь юный наглец с грубыми грязными руками и вонью изо рта. Барри не сомневался, именно так и будет. Он сам много раз так делал. Он прижал ее к себе.

– Поцелуй своего старого папочку.

Венди хотела встать, но его только раззадорили ее попытки освободиться. Сначала он действительно шутил. Но ощущение юного тела добавило в шутку перца. Чистая девичья кожа возбуждала Барри, его руки шарили по телу Венди, она чувствовала их повсюду. Девушка отчаянно боролась, но отец лишь смеялся – ее сопротивление еще больше его возбуждало. Наконец Венди ударила его локтем в живот. Удар был такой силы, что Барри потерял равновесие и задел журнальный столик. Полетели на пол пустые чашки и блюдца. А от гордости Сьюзен – большой стеклянной вазы, в которую она выкладывала фрукты и конфеты на Рождество, остались лишь мелкие осколки.

Венди вскочила на ноги, но, чтобы выскочить из комнаты, ей надо было переступить через отца. Она попробовала, тогда Барри схватил ее за лодыжку, и она растянулась на полу. Упав прямо на разбитое стекло, Венди вскрикнула от боли – в тело вонзились острые осколки. Отец оседлал ее, навалившись на нее всей своей тушей, и трижды ударил по лицу.

– Да успокойся ты, маленькая сучка.

Она задвигала бедрами, стараясь вылезти.

– Папа, оставь меня, отпусти, ради бога. – Она говорила с трудом, прижатая к полу весом его тела. В ее глазах он не заметил страха, только ненависть. В гневе, подогретом наркотиками, Барри решил, что это неправильно. Она должна уважать его.

– Ты, как и твоя мать, думаешь, что лучше меня. Вы все думаете, что я хуже вас. Ты, Розель, твоя мать. Вы думаете, что вы особенные, потому что у вас есть дырка между ног.

Он приблизил свое лицо к ее лицу.

– Нет. Вы не лучше. Вы злые грязные шлюхи. Каждый месяц вы истекаете кровью, но при этом живы-здоровы! Ты понимаешь, о чем я говорю? Понимаешь?

Он орал во всю глотку. Венди плакала:

– Пожалуйста, папочка, пожалуйста… Дай мне встать. Мне больно. Ты делаешь мне больно.

Он посмотрел вниз на ее бледное, напряженное и очень красивое лицо. Она его дочь, его плоть и кровь. А так ли это?

Может быть, она дочь Джоуи? Барри зацепился за эту мысль, поскольку она оправдывала то, что он собирался сделать. Барри всегда наказывал женщин сексом. Он внедрял в них свое семя, удовлетворял свою похоть и заставлял их чувствовать себя ничтожеством.

Он вспомнил, сколько он натерпелся от ее плача и капризов. После ее рождения у Сьюзен уже никогда не хватало времени на него, Барри. Все время она отдавала этим проклятым детям. Он их всех проучит – Венди, ее мать и Розель. Барри казалось, что он сможет доказать свое превосходство бывшей любовнице.

Он облапал груди Венди и начал сильно тискать. От боли девочка выгнулась под ним дугой.

– Ты такая же шлюха, как и твоя мать…

Венди кричала, рыдая, во весь голос:

– Папа, пожалуйста! Дай мне встать. У меня кровь, мне больно…

Барри смеялся:

– Я не твой папа, твой папа Джоуи, милая, так же как и всех остальных. Твоя мать была подстилкой для своего отца. Он не твой дед, он твой отец. Моя только Роза, и всё, остальных я презираю.

Эти слова поразили Венди в самое сердце. Она поверила тому, что он сказал. Между матерью и дедом были неестественные отношения. Девушка вспомнила ревность Джун, если она заставала их наедине, ее слова, что дед был любитель полапать всех, включая и собственных внучек.

– Вы все – результат кровосмешения.

Алана и маленький Барри стояли в дверях, глядя на отца. Барри почувствовал их взгляд. Сын держал в руках плюшевого мишку, в крошках от сухариков. (Сьюзен часто приходилось потихоньку забирать игрушку, когда малыш засыпал, и стирать ее.)

Где-то в затуманенном мозгу Барри звенел звонок, напоминая, что он зашел слишком далеко, но действие наркотиков усиливало его агрессию и жестокость. А подавленное лицо дочери доказывало, что он поступает правильно.

– А ну марш назад в кроватки, или вам тоже попадет.

Он сделал вид, будто хочет встать, и малыши кинулись бегом вверх по лестнице, где плакала в своей кроватке маленькая Рози.

Венди увидела, как приближается лицо отца, и вцепилась зубами в его точеную скулу, форму которой она унаследовала. В полном отчаянии она изо всех сил впилась в ненавистную плоть, в ужасе чувствуя во рту вкус крови.

От боли и злости Барри совсем обезумел. Он беспощадно бил свою дочь. Душераздирающие крики Венди разносились по всему дому. Рози сидела на кровати вместе с Барри и Аланой, прислушиваясь к тому, что происходит внизу.

Стараясь спрятаться от страшных криков сестры, полных боли и ужаса, маленький Барри лег в постель и накрыл голову потрепанным мишкой. Он горько плакал. Рози, заметив на полу кусочек печенья, требовательно показывала на него пальчиком. Но впервые в жизни никто не обращал на нее внимания. Алана молча ревела, догадываясь о том, что происходит в гостиной.

– Нет, ты ее видела? Господи, я думала, умру со смеху.

Сьюзен и Дорин возвращались домой.

– Не могу поверить, что она это сделала, а ты? Представь, вытворить такое! Да еще из-за такого куска дерьма, как он.

Они снова залились хохотом.

– Да, но он все-таки ее муж. Можно понять Дэбби. Как она толкнула эту крошку! Господи, даже я почувствовала, а я ведь была на другом конце бара.

Сьюзен кивнула:

– Бедная Дэбби. Такой трюк мог только Барри выкинуть: пригласить поужинать жену и любовницу. Мне ее жаль. Она порядочная сволочь, но все равно это свинство так с ней поступать…

Они шли по дороге с обратной стороны их дома.

– Я посмотрю, как там дети, и, если хочешь, зайду к тебе на чашку чая.

– Хорошо, Дорин. Посмотри и минут через десять приходи.

Сьюзен вошла через черный ход и с удивлением обнаружила, что все четверо ее детей сидят за кухонным столом. Одного взгляда на Венди было достаточно, чтобы все понять.

– Где он? – Голос Сьюзен был тихим и напряженным. Осторожно взяв лицо дочери в руки, она осмотрела ссадины и синяки.

– Что случилось? Он пьян?

Венди кивнула, затем произнесла упавшим голосом:

– Он под кайфом, мам. Он заставил меня… заставил меня…

Она не могла закончить фразу, и Сьюзен, взглянув на кровь на ночной рубашке, без слов поняла, что он заставил ее сделать.

– Он сказал, что мой отец не он, а дедушка.

Венди рыдала, плечи ее содрогались при каждом слове. Остальные дети сидели тихо, чувствуя, что происходит нечто страшное. Даже маленькая Рози молча сидела на полу, грызла печенье и смотрела на Венди.

Сьюзен вдруг ощутила приступ удушья, наконец осознав, что именно случилось с ее ненаглядной девочкой. Она сама была в таком же положении и знала, как теперь презирает себя дочь, какую боль испытывает от сознания, что родной отец изнасиловал ее, хотя ни один мужчина не может так поступать с женщиной, даже с проституткой. Она знала, что отныне страшное воспоминание будет преследовать Венди. Оно навсегда останется в ее памяти.

Она знала, что испытывает Венди – злость и бессилие. Она никогда не станет такой, как раньше, потому что той девочки уже больше нет. Венди потеряет доверие к людям. Как можно доверять кому-то, если тебя предают самые близкие?

Вошла Дорин с сияющей улыбкой на ярко накрашенном лице, но, увидев Венди, остановилась как вкопанная.

– О, Сью, что он натворил?

Сьюзен охватила мелкая дрожь. Она повернулась к подруге:

– Пожалуйста, забери детей к себе, забери и успокой. Я должна с ним разобраться. Раз и навсегда я должна разобраться с этим ублюдком.

Она говорила тихо, словно боясь, что Барри услышит ее. Дорин покачала головой:

– Позвони фараонам, пусть его заберут…

Сьюзен перебила ее:

– Что они обычно делают? Держат его ночь, а потом отпускают? Нет, забери младших, мне нужно поговорить с Венди наедине.

Сьюзен пристально посмотрела на подругу, и та кивнула.

– Как скажешь, Сью.

Дорин подхватила Рози, остальные дети без слов последовали за ней. Когда они ушли, Сьюзен обняла Венди и успокаивала как могла: гладила волосы, шептала на ушко добрые слова. Она помнила реакцию своей матери, когда подобное произошло с ней самой. Ее полное безразличие и горькие, обидные слова, упрекавшие дочь в случившемся.

– Он грязная свинья, Венди. Грязная вонючая свинья, и ты ничего не могла сделать, солнышко. Ты ни в чем не виновата! Что бы ни случилось, всегда помни об этом, хорошо?

Венди кивнула, но лицо ее было таким печальным, что сердце Сьюзен разрывалось от жалости.

– Мам, это правда, что он сказал? Что дедушка мой отец?

Сьюзен обняла ее, но вместо ответа спросила:

– Где он?

– Наверху. Он наверху. Напился и спит.

Сьюзен посмотрела на дочь. Они долго вглядывались в глаза друг другу, потом Венди горько заплакала. Сьюзен еще крепче обняла ее и снова начала утешать:

– Это ничего не значит, запомни. Совершенно ничего. Я знаю, любовь моя, я была сама в таком положении. Тебя ничто не изменит, моя Венди, мой ангел. Это изменит, только если ты позволишь.

Десять минут спустя Сьюзен проводила дочь к Дорин. Она попросила подругу отвести ее к Кейт и объяснить ситуацию. Сказать, что Барри жестоко избил ребенка и Сьюзен просит приютить девочку на ночь. Дорин кивнула, предчувствуя страшную развязку. Она понимала, что Барри не просто избил девочку.

Затем Сьюзен надела пальто, вышла на улицу и пошла к телефонной будке на углу. Оттуда она позвонила Розель и спросила, не может ли Венди провести несколько дней у нее. Розель, услышав ее тон, согласилась без лишних вопросов.

Вернувшись домой, Сьюзен поставила чайник, решив сделать себе кофе. Пока чайник грелся, она вышла в коридор, перерыв шкаф под лестницей, она нашла то, что искала, – большой молоток. Положив его на стол, она выпила кофе и выкурила сигарету. Потом прошла по всему дому, который так любила, когда в нем не было Барри.

Она любила двери, ободранные детскими велосипедами, обои на кухне с изображением корзин, наполненных фруктами и овощами, большой кухонный стол с царапинами от постоянной резки хлеба для бутербродов – Сьюзен готовила их детям, когда те шли в школу или гулять. Ей нравились купленные на рынке кружки и вытертый голубой линолеум на полу. Это был ее дом. Это был райский уголок, который она пыталась создать из полного ада. А адом являлась ее жизнь с человеком, жившим только для удовлетворения своих низменных потребностей.

Взяв в руки молоток, она еще раз медленно обошла дом, впитывая его образы и запахи. Она хотела запомнить его, прежде чем подняться в спальню к мужу – своему законному супругу, спавшему мертвецким сном поперек кровати. В руке он сжимал пустую бутылку, лицо было исцарапано дочерью. Девочкой, которую он изнасиловал ради удовольствия собственной похоти. О, она знала, каково было Венди, она столько раз испытывала это на себе.

Глядя на него, Сьюзен чувствовала только ненависть.

– Что ты наделал, Барри? Ты взял ее своим разлагающимся телом, будто грязную проститутку на улице. Думаю, ты догадывался, какова цена такому злодеянию? Что придется сполна заплатить за свое преступление? Единственное, о чем я жалею, что ты, пьяная скотина, не можешь посмотреть мне в глаза и почувствовать тот же страх, что испытывал твой ребенок, когда ты над ним издевался.

Она подняла молоток и, собрав все свои силы, ударила Барри по голове. Словно заводная игрушка, молоток поднимался и опускался десятки раз, пока от Барри Далстона ничего не осталось. Во всяком случае, это кровавое месиво нельзя было больше назвать человеком. Барри Далстон исчез навсегда.

Сьюзен, вся в крови и осколках костей, спокойно вышла из комнаты, тщательно вымылась и переоделась. Потом сделала себе чашку кофе и выкурила сигарету. После чего натянула старое пальто, пошла на угол к телефонной будке и позвонила в полицию.

Дорин наблюдала за ней из окна и чувствовала, как слезы катятся по щекам. Она знала, что сделала ее подруга. И знала, почему она это сделала. Но никто и никогда не узнает истинной причины, – во всяком случае, от нее. Сьюзен защищала своих детей, как делала бы это любая мать.

Когда приехала полиция, дети уже спали – кроме Венди, терпеливо ожидавшей приезда Розель. Она останется у Розель, пока с ее лица не исчезнут все следы насилия и борьбы, и она сможет спокойно смотреть людям в глаза, не боясь, что они догадаются о случившемся.