"Энди Макнаб. До наступления темноты" - читать интересную книгу автора

внушительных размеров викторианский дом из красного кирпича.
Миновав расписанные шпаной стены полуразвалившихся зданий, я
приблизился к подъезду. Две обшарпанные каменные ступеньки привели меня к
застекленным деревянным дверям. Чтобы пройти через следующие двери, пришлось
позвонить и прижать физиономию к стеклу, дабы тот, кто изображал сегодня
охрану, смог меня опознать.
Дверь зажужжала, я вошел в дом. Стоявшая за конторкой Морин, крупная
пятидесятилетняя женщина, наградила меня улыбкой, оглядела с головы до ног и
приподняла бровь:
- Привет, дорогуша, как тебя сюда занесло?
- По тебе соскучился.
Она, как обычно, басисто расхохоталась.
- А, ну тогда ладно.
- Послушай, можно я в душ залезу? В моей новой квартире водопровод
отказал.
Морин вытаращила глаза и поцокала языком - не поверила ни единому моему
слову.
- Десять минут, и не говори никому.
- Морин, ты лучше всех на свете.
- А то я сама не знаю, дорогуша.
Я поднялся на третий этаж и по коридору направился к душевым. Слева от
меня тянулись двери спален, было слышно, как их обитатели что-то бормочут,
разговаривая сами с собой, кашляют, храпят. В коридоре пахло пивом и
сигаретами, вытертую ковровую дорожку покрывали раздавленные окурки.
Принадлежащее городскому совету "общежитие" во времена моего детства
называли бы ночлежкой. Теперь его заполняли не только бездомные всех
возрастов, но и беженцы из Боснии, Сербии и Косово.
Душевая состояла из трех кабинок. Я вошел, разделся, достал все
необходимое для мытья и бритья, пустил воду и принялся за дело. Помывшись, я
вытерся старой одеждой и натянул новые джинсы и рубашку. Единственное, что я
сохранил из прежнего облачения, - это кроссовки, куртку и поясной ремень.
Все остальное я бросил в душевой.
Выйдя, я направился к моей прежней каморке. Выехал я из нее всего
только в прошлую субботу, но в комнате уже кто-то жил: за дверью слышалось
бурчание радиоприемника.
Я спустился по лестнице, в холле снял трубку настенного телефона,
скормил ему на шесть фунтов монет и набрал номер Джоша, лихорадочно пытаясь
придумать оправдания для столь раннего звонка. Восточное побережье США
отставало от нас во времени на пять часов.
После двух гудков сонный голос пророкотал:
- Да?
- Джош, это я, Ник.
- Чего тебе, Ник? Времени начало седьмого.
- Знаю, прости, дружище. Просто я не смогу позвонить до следующего
вторника, ну и...
Послышался громкий вздох. Джош уже много раз слышал это мое "просто я
не смогу позвонить".
- Почему ты никак не можешь навести порядок в своей жизни? Мы же
договорились, по вторникам - а это завтра. Она ждет не дождется. Она так
любит тебя, парень, так любит - до тебя это еще не дошло? Нельзя же звонить