"Элизабет Макнейл. 9 1/2 недель " - читать интересную книгу автора

мало-помалу начинает перемежаться стонами, которые я издаю, когда кончаю;
впрочем, они очень похожи. И в конце концов я кончаю.
Он отвязывает меня, берет меня стоя, потом кладет в постель и вытирает
мне лицо полотенцем, намоченным в холодной воде. Затем долго растирает мне
запястья. Перед тем, как я засыпаю, он говорит мне:
- Завтра, лапушка, тебе придется надеть блузку с длинными рукавами.
Такая досада, ведь будет очень жарко...

***

Наши вечера ничем не отличались друг от друга. Он наполнял для меня
ванну, раздевал меня, надевал на меня наручники. Пока он переодевался и
готовил обед, я лежала в ванне. Когда я хотела выйти из ванны, я звала его.
Он меня поднимал, тщательно намыливал, мыл и вытирал. Потом снимал с меня
наручники и надевал на меня одну из своих рубашек - белую, розовую или
голубую поплиновую, которые обычно носят с пиджаком и рукава которой были
мне длинны, причем каждый вечер чистую, только что принесенную из китайской
прачечной. Потом снова надевал на меня наручники. Я смотрела, как он
готовит обед. Он был прекрасным поваром, хотя его меню было несколько
ограниченно: он умел готовить четыре-пять блюд, после чего несколько дней
кормил меня омлетами и бифштексами, а потом повторял все сначала. Пока он
резал салат, он всегда пил вино, и поил меня из своего бокала. Он мне
рассказывал, как прошел день у него на работе, а я ему - как у меня. Кошки
терлись о мои голые ноги.
Приготовив обед, он клал еду на одну большую тарелку. Мы шли в
столовую, в которой едва помещались обеденный стол и три стула; там был еще
старый восточный ковер. Это, безусловно, была самая веселая и яркая комната
в его квартире. Он расставлял приборы на скатерти дамасского полотна. Я,
привязанная к столу, сидела у его ног. Он вилкой брал салат, ел его, кормил
меня, время от времени вытирая мне губы, если я пачкала их растительным
маслом, прихлебывал вино и давал выпить мне. Иногда, когда он слишком низко
наклонялся, вино текло по моему лицу, шее и груди. Тогда он вставал на
колени и слизывал вино с моих сосков.
Часто во время обеда он брал мою голову и зажимал ее между своими
ляжками. Мы изобрели игру: он хотел знать, сколько времени он сможет есть
спокойно, а я старалась заставить его как можно скорее положить вилку и
застонать. Один раз я сказала ему, что мне особенно нравится вкус его
плоти, когда за этим идут овощи с керри. Он расхохотался и воскликнул:
- Боже мой, да я завтра же приготовлю керри на весь остаток недели!
Когда мы кончаем есть, он идет мыть посуду и варить кофе (ужасный
кофе, всегда одинаковый), который он приносит тотчас же в столовую: чашку,
кофейник, блюдечко с сахаром и рюмку бренди (через месяц, несмотря на всю
свою любовь к кофе, я стала пить чай). Потом он читал мне вслух или мы
читали каждый по отдельности. Когда я поднимала глаза, он переворачивал мне
страницу. Иногда мы работали или смотрели телевизор. Но чаще всего мы
целыми часами болтали. Я никогда ни с кем столько не разговаривала. Он
узнал всю историю моей жизни, подробность за подробностью, а я столько же
узнала о нем. С первого взгляда я узнала бы его школьных друзей, догадалась
бы о настроении его начальника по тому, как тот садится в кресло. Мне
безумно нравились его шутки и его манера произносить их, медленно, с