"Антон Семенович Макаренко. Марш 30-го года (Восьмитомник, т.2)" - читать интересную книгу автора

Самый маленький здесь Топчий, приемыш коммуны. Как-то осенью, в темную
и мокрую ночь его папаша, селянин с Шишовки, в состоянии
непозволительно веселом напоролся на часового у пороховых погребов. На
первый окрик отмахнулся пьяной рукой, на второй - выразился
пренебрежительно, и снял его часовой.
Черноволосый и круглоголовый Топчий - малый способный, напористый и
рассудительный. Он с первых же дней, невзирая на свой рост и возраст,
потребовал от совета командиров, чтобы ему дали настоящее дело. Командиры
его осадили высокомерно:
- Молодой еще! Посмотрим, что из тебя выйдет.
Но уже через два месяца сказали командиры:
- Э, Топчий парень грубой (хороший).
Очень скоро назначили Топчия в третий отряд и дали ему долбежный
станок. Теперь он, почти не отрываясь, разделывает на этом станке
шиповые пазы и отверстия для скреплений.
Самая тонкая работа в машинном цехе выпала на долю Шведа. Он - на
ленточной. Швед - большой политик и оратор. Как только он прибыл в коммуну
из коллектора, тотчас же обратился в совет командиров с письменным
заявлением. Он писал, что хочет работать в коммунарском активе и просит
дать ему такую именно работу. Это заявление возмутило и взволновало
коммунаров:
- Как это, в активе? Что это, совет командиров будет актив назначать?
Посмотрим, как он в мастерских поработает.
Вместе со Шведом пришел из коллектора его друг Кац.
Трудно обьяснить, что могло связать Шведа и Каца. Швед умен, начитан,
очень развит. Он, пожалуй, даже не в меру серьезен, только в его
серьезности нет ничего напряженного и сухого. В его огромных черных глазах
какая-то старая, недетская печаль. Он мягок и вдумчив. Коммунарский стиль
чистоты и подтянутости он усвоил очень быстро.
Совсем другое дело - Кац. Только очень плохая семья могла воспитать и
вытолкнуть в люди такого разболтанного, никчемного мальчика. Работать он
не захотел. Он прямо заявил, что не собирается быть ни столяром, ни
слесарем и вообще к деятельности этого рода он себя не готовит. Стыдно
ему было оставаться в коммуне без работы, но в мастерских от него не было
никакого толку. Зато он убивал много времени на поддерживание каких-то
невыясненных связей в грооде: не было дня,
чтобы его кто-то не вызывал по телефону или чтобы он просился в отпуск по
самым срочным делам. Из отпуска он приходил всегда с опозданием, и ДК с
утра ругался, что нужно искать замену и кого-то передвигать с места на
место. Благодаря всему этому Кацу часто приходилось выходить на середину
на общих собраниях. К разным рапортам и жалобам на Каца скоро прибавились
и его жалобы на коммунаров: тот толкнул, тот придирался, тот что-то
сказал. На поверку выходило, что никто не виноват. Каца начали ненавидеть.
Не было дня, чтобы в совете командиров или на собрании кто-нибудь не
заявлял: "Нат такие не нужны". Коммунаров доводило до остервенения
высокомерие Каца и его неаккуратность: "Ленивый, грязный..."
Швед очень мучительно переживал неудачи своего товарища, тем более что
к этим неудачам присоединилсь и его собственные. После его заявления о
желании вступить в актив над ним посмеивались, и хотя он держался крепко и
никогда не попадал в рапорт, общая оценка Шведа была в коммуне невысокой.