"Антон Семенович Макаренко. Статьи и рассказы (Восьмитомник, т.7)" - читать интересную книгу автора

государства, не только названные и подытоженные наши победы, но и сияние
новой человеческой философии, тем более ослепительное, что в нем горят не
огни человеческой мечты, не призывы к счастью, а строгие чертежи
реальности, простые и убедительные линии, непривычно для философии
называемые фактами.
Да, мы сейяас больше думаем о счастье, чем когда бы то ни было в
истории. Эта тема реально придвинулась к нам, она стала нашей деловой
темой - тема о счастье всех людей, тема о человеке, личности, обществе. Мы
должны быть философами. На наших глазах самые скромные люди, самые трезвые
прозаики, самые практические деятели расправляют крылья высокой
синтетической мысли, улетающей в перспективу веков. Широкие народные массы
Союза переживают сейчас не только чувства благодарности и радости победы,
но и большую философскую взволнованность. Исторический документ,
написанный, как говорил товарищ Сталин, "почти в протокольном стиле",
будто раскрыл перед нами широкие врата истины, еще недавно заваленные
грудами исторических заблуждений и тяжестью вековых неудач в борьбе за
освобождение человека. И поэтому тема о счастье стала близкой и родной
темой. А сколько десятков веков люди искали счастья, сколько мудрецов
положили головы на путях к нему, какие страшные жертвы принесло ему
человечество?!
Теперь, при свете Конституции, вдруг стало ясно видно, что такое
счастье. Оказывается, это вовсе не трансцендентная категория. Она легко
поддается почти математической формулировке... Она разрешается в простоп
сочетании двух величин - личность и общество.
Трудно описать ту безобразную кучу заблуждений, глупости, вранья,
мошенничества и сумасбродства, которая до наших дней прикрывалась
истрепанной занавеской с надписью: П р о б л е м а о б щ е с т в а
и л и ч н о с т и .
Каких трюков, каких фокусов, каких затей не показывали на из-за этой
занавески? И любовь к ближнему, и любовь к дальнему, и сверхчеловека, и
"человека-зверя", и "не противься злому", и "скашивая на нет",
и даже "спасайся, кто может"#1.
Веками мы глазели на это представление, а многие из нас даже веровали.
Великаны человечества - Толстой, Достоевский, Гоголь, Верхарн - расшибали
лбы возле этого балагана.
А ведь существовала только занавеска, в сущности, был только балаган, в
котором скрывался вековой обман идеологов эксплуататорского общества.
Слова Конституции, как прожектором, осветили это место, и мы увидели
бутафорию. Так понятно стало: проблема личности может быть разрешена, если
в каждом человеке видеть личность. Если личность проектируется только в
некоторых людях по какому-либо специальному выбору, нет проблемы
личности... Какая проблема личности может быть у каннибалов? Можно ли в
таком случае сказать: одна личность сьела другую личность? Проблема
личности в условиях взаимного поедания звучит весьма трагикомично. А разве
лучше с проблемой общества? Те общественные представления, которые такими
обычными и буничными стали у нас, просто не подходят, не вяжутся в
условиях мира каннибальского. Попробуйте в любом советском окружении
сказать неожиданно: коллектив заводов Круппа. Даже не искушенный в
социологии советский гражданин услышит нечто дикое в сопоставлении слов
"коллектив" и "Крупп". Мы уже хорошо знаем, что такое коллектив. Это,