"Лорен Маккроссан. Ангел в эфире " - читать интересную книгу автора

песня для меня многое в те годы значила - как значит и сейчас (я вообще
музыку люблю, потому-то и стала диджеем). Итак, я присела, но тут в дверях
показалось ее царственное величество, одарившее меня таким взглядом, который
вполне мог бы расплавить даже мою нестерпимо голубую тушь электрик-блю.
Только когда Коннор встал и пошел к доске, я смогла взглянуть на его
одежду. Прежде я не решалась в открытую его рассматривать: как-то неловко в
упор разглядывать человека, сидящего рядом. К тому же Кери Дивайн не
спускала с моего затылка глаз, готовая, точно истребитель, выпустить
смертоносный заряд в беспомощную и обреченную жертву. Коннор был в джинсах,
выгоревших почти до белизны, которые держались на потертом ремне из
коричневой кожи, обнимавшем поджарый торс. Свободный крой подчеркивал его
крепкие ягодицы, а правый карман отвис, точно по пути в школу на парнишку
напала доведенная до отчаяния женщина, и ему пришлось отдирать ее руки от
своих штанов. Как раз под левой ягодицей джинсы были аккуратно распороты
лезвием и чуть приоткрывали взгляду манящие очертания бедра и черные
трусы-шортики - обратите внимание, не застиранно-серые, а черные, и безо
всяких там глупых мультяшек. Я старалась, конечно, не пялиться на его тыл,
но не могла - удаляющаяся спина так и притягивала взор, пока мои слюнные
железы не выработали достаточно жидкости, чтобы посрамить целую свору
бешеных псов. Еще на нем были красные армейские ботинки, зашнурованные до
середины, и футболка из хлопка - тоже красная, в тон обуви. Очень она
подчеркивала и без того широкие плечи Коннора. Потом мой сосед повернулся, и
я уже не смогла отвести от него взгляда: у него было одно из тех редких лиц,
которые легко встают перед глазами, когда ты пытаешься их вспомнить. Что
удивительно: хотя здесь, в Глазго, лето приходит после дождичка в четверг,
да и то если сильно повезет, кожа у Коннора была чуть-чуть загорелая.
Россыпь веснушек на носу и пронзительная синева глаз выдавали в нем
кельтскую кровь, а черные волосы прекрасно оттеняла едва пробивающаяся
угольно-черная щетина на подбородке. Некоторые говорят, чем-то Коннор похож
на Гарри Линекера, только он не такой холеный, уши у него не торчком, да и
футболист из него никудышный (а жаль). Как бы там ни было, мне Коннор сразу
приглянулся. Но дальше - больше! Не успела я толком перевести взгляд с его
лица на футболку, как уже поняла, что там написано - "Джеймс" крупными
белыми буквами и бело-желтый цветок с моего пенала. С бухты-барахты таких
совпадений не происходит: это судьба.
Прошло тринадцать лет, а та самая футболка лежит, бережно упакованная,
в моем бельевом шкафу. Должно быть, пенал тоже где-то завалялся, хотя я
смутно припоминаю, что он несколько пострадал в те гедонистические дни,
когда побочно служил приемным сосудом под марихуану. Со мной по-прежнему тот
же человек, Коннор Маклин - мой первый настоящий парень, который пригласил
меня на свидание без недели тринадцать лет назад и с тех пор не отходил от
меня ни на шаг. Я знаю все веснушки у него на носу, все родинки и оспины от
ветрянки. Мне не нужна специальная дырочка, чтобы взглянуть на его крепкие
ягодицы. Я вижу их почти каждое утро, когда Коннор степенно вылезает из
постели (степенность - по-прежнему самое подходящее для него слово) и
направляется на работу: он кинооператор одной преуспевающей студии. Как и в
ранней молодости, Коннор предпочитает простую удобную одежду: "Левис" с
кручеными швами, какой-нибудь тонкий свитерок - можно и не фирменный,
тяжелые ботинки, которые он практически никогда не натирает кремом (по этому
поводу мы часто ссоримся: я настоящая фетишистка в вопросах обуви). Ну а в