"Юрий Медведев. Куда спешишь, муравей? (Научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

возражаешь. И больше не зови меня фантазером. Поднадоело.

Он положил коробку на столик, пожал плечами, ушел.

Иллюминатор заволакивала чернильная темь.
На двух островах, загораживающих гавань Кальяо от свирепых океанских
волн, вспыхивали дрожащие огни.
Я взял коробку и поднялся на палубу.

Потрепанный, изрядно побитый "Перун" был надежно прикреплен тросиками к
стойкам. Ничего, железный скакун, думал я, восседающие в колесницах
наведут на тебя лоск за долгий путь на север.

В кабине, чтобы не привлекать лишнего внимания, я поляризовал стекла на
полное внутреннее отражение.
Теперь я остался один на один с проклятой коробкой.
Необъяснимо, но главное, что я вынес из рассказа Виктора, - это чувство
стыда, как если бы сегодня я случайно подслушал, что соперники еще перед
началом гонки условились - в силу неведомых мне причин нарочно уступить
первенство именно "Перуну", так что все наши тактические ухищрения были
напрасной тратой сил и нервов. Ситуация хотя и нереальная, но угнетающая.
Угнетающая прежде всего невозможностью что-либо изменить. Комедия
окончена. Упал занавес. Театр пуст.
Крысы скребутся под сценой.

Я достал пленку, заправил в монитор и уже потянулся включать, но рука
остановилась на полпути.

А зачем мне это? Чтобы убедиться, что Голосеев прав? Но в чем его
правота? В том, что лунное чудо подчинено неодолимым законам земной
механики? Но зачем мне знать до конца, по какому - железной или алмазной
твердости - закону днем и ночью, стаями и в одиночку тянутся в высях над
океанами перелетные птицы? Зачем мне знать до конца, почему в детстве,
когда мы переехали из деревни в город и не взяли с собою собаку Нерку, она
прибежала к нам спустя неделю, отмахав по осенней тайге свыше шестисот
километров? Почему в ночь перед последним экзаменом в Автоакадемпю, когда
все висело на волоске, мне приснился мой билет со всеми тремя вопросами, и
я вытянул наутро именно его? Почему иногда, особенно в лунные ночи, я
предчувствую не только извивы и уклоны любой дороги, но и встречные машины
за поворотом, за холмом, и не только машины - любые препятствия?
А что, если странные, загадочные, не до конца распознаваемые явления -
тоже неотъемлемая часть мировой жизни? Подобно тому как обязательная
странность в пропорциях пленительной красоты - частица самой красоты?
Может быть, огни космических цивилизаций тогда и гаснут - одни, задуваемые
атомными смерчами, другие, стиснутые рациональным бесплодием, когда в них,
наконец умирает последняя тайна. Как умирает деревенский дом, покинутый
всеми обитателями. Как умирает человек, изгнавший из сердца чудо
сострадания и любви...

Я вложил пленку в коробку, вылез из кабины, прошел на безлюдную корму,