"Мёртвая вода. Часть 2" - читать интересную книгу автора (Внутренний Предиктор СССР)

Нравственная обусловленность общественно-экономических теорий

 Всё ранее изложенное о математических и алгоритмических средствах решения задач управления системами, описываемыми множеством параметров, было известно не то, что к началу перестройки и последовавших за нею гайдаровско-чубай­сов­ских реформ, но и к началу поползновений перейти к хозрасчету во времена Н.С.Хрущева. Госплан осуществлял текущее и перспективное планирование на основе разного рода балансовых моделей как в форме уравнений продуктообмена, так и в форме систем неравенств линейного и нелинейного программирования. Математики-абстракционисты совершенствовали свой аппарат, а экономисты-математики пыталась его приспособить к решению конкретных задач управления хозяйством на иерархически разных его уровнях. Все заявляли о своей приверженности социалистическому выбору и верности коммунистическим идеалам, но тем не менее, когда политики провозгласили возвращение к “общечеловеческим” основам прогресса, те же ученые безвольно прогнулись перед политиками и стали обосновывать построение “свободной” рыночной экономики.

Причину этого можно понять из выступлений по телевидению ведущих экономических темнил СССР. Г.Х.Попов, успевший побывать и активнейшим демократизатором СССР, и мэром Москвы в беседе с ведущим телепередачи “Взгляд” А.Любимовым ещё в 1988 г. высказался: «Я не понимаю этой фантасмагории, когда в стране все есть, ресурсы есть, но не получается то, что надо.» За это непонимание он произведен в ранг всего лишь одного из многих докторов наук и профессоров, хотя честному человеку следовало бы сдать дипломы и пойти работать в те отрасли, где его умственные способности достаточны, чтобы понимать. Зато один из немногих академиков-эконо­мис­тов — А.Г.Аганбегян — на лепет ведущего телепередачи “Про­жек­тор перестройки”: «общественность привыкла верить науке», — просто нагло рассмеялся ему в лицо, ничего не пытаясь объяснить, возможно, что даже себе. Это факты — объективная данность, вне зависимости от субъективных намерений или автоматизмов поведения обоих. И в них объективно отражена безнравственность, безмерие и невежество официальной науки.

Примерно также недееспособна экономическая наука Запада в целом. Оценку ей находим в книге В.Леонтьева “Экономическое эссе” (Москва, «Политиздат», 1990 г.). На с. 268 приведены слова одного из президентов Экономического (научного — авт.) общества США: «... достижения экономической теории за последние два десятилетия как впечатляющи, так и красивы. Но нельзя отрицать, что есть что-то скандальное в зрелище такого количества людей, совершенствующих анализ состояния экономики, при этом никак не объясняющих, почему та или иная ситуация возникает или должна была возникнуть... Это положение дел нужно признать неудовлетворительным и несколько нечестным.»

Выделенный нами текст означает, что для экономической науки Запада народное хозяйство в достаточной мере непредсказуемо, а потому неуправляемо и не может быть введено в приемлемый режим самоуправления. Поэтому положение дел в науке Запада просто нечестно и не удовлетворительно, а смягчающие выражения («... нес­коль­ко нечестным») уместны только на банкетах научных обществ. Эта нечестность и неудовлетворительность положения дел ясно видна и на с. 229, где речь идет о помощи США (?) и СССР, которую они оказывали развивающимся странам:

«Финансовую и техническую поддержку они получают как от русских, так и от нас. Но, что касается помощи в методах экономического планирования, то до сих пор ни одна из сторон не смогла оказать её в достаточных размерах. Мы можем дать им много мудрых советов, но мало методов, которым легко обучить и научиться, однако последнее и есть то, что им надо (все выделено нами — авт.); мудрость не так легко передается, и, кроме того, до сих пор ни один уважающий себя политик не признался в её отсутствии. От русских естественно ожидать, что они могут научить планированию, но по причинам, изложенным выше, пока им нечего предложить, кроме балансового метода, который хотя и ставит важные вопросы, но не дает на них ответа.»

И хотя здесь описание с точностью до “уважающего себя” политика, но из последней фразы ясно, что в США понимают, что существует нравственное отличие России и США, поскольку для России-СССР проблема помощи развивающимся странам состоит только в отсутствии необходимого научного знания. Это нравственное различие подтверждается и тем, что в русском языке за все обозримое время его существования не появилось слова, основанного на его корневой базе, эквивалентного еврейско-западным “гешефтма­хер” и “мани-мэйкер”, в смысле “профессионал по извлечению средств платежа из ничего”; зато есть словосочетание “бешеные день­ги”, указующее на психическую неполноценность человека, внезапно разбогатевшего; пословица «не в Бога богатеет» — тоже об этом. Что касается передачи мудрости, то в этом контексте мудрость —  не осознанное и потому никак невыразимое в строгих терминах прикладное знание, т.е. она практический навык. По этой причине она вообще не передается, как теории, а вырастает на месте и осваивается по мере развития культуры, если этому процессу не мешать экспортом Евро-Американского образа жизни.

Примером такой экономической мудрости явилось экономическое чудо ФРГ 1950 — 60-х годов, возникшее в значительной степени благодаря Людвигу Эрхарду, коему было позволено глобальным предиктором явить ее. Всякий может прочитать его книгу “Благо­состояние для всех” (1991 г. — советское издание) и не найдет в ней знания, которые он мог бы освоить и применить у себя на родине. Кроме того, Л. Эрхард был немец и приложил руку к созданию чуда в Германии. Ему сопутствовал успех, поскольку он нес в себе этнические стереотипы поведения, господствующие среди большинства населения Германии и обладал чувством меры возможного в ней, чего не было у оккупационных властей. Найми его по совместительству Польша и Югославия, у них бы чуда не было бы по причине господства иных — не немецких — этнических стереотипов поведения, чуждых Л. Эрхарду.

В интервью программе “Очевидное-невероятное” Дж.Гэлбрэйт (“их Предгосплана” в войну 1941 — 45 гг.) сказал, что «экономика — наука эмпирическая.» То есть, содержательно говоря, она только описывает уже имеющийся реальный опыт хозяйствования народа, являющийся составной частью его культуры. И из этого описания и обобщения можно извлечь уроки на будущее, главным образом отрицательные: не надо делать так-то и так-то.

Это —  две причины того, что для одобрения экономической политики своим народом (а не зарубежными консультантами геноцида в отношении него), и мудрость и экономическая наука должны вырастать в культуре народного обществоведения.

Применительно к истории России-СССР это означает, что местная синагога — филиал международной. И что идеологам экономических реформ от М.Лурье (якобы Ю.Ларин, тесть Н.Бухарина) после 1917 г. до Е.Либермана в 1965 г. и до нынешних Г.Явлинского и КО, принадлежащих к псевдо-этническому меньшинству населения, сначала следует выдавить из себя ветхозаветно-талмудически-марксист­ского паразита-интернациста, а уж потом браться за консультирование реформ. Иначе, даже при искренней благонамеренности, из их подсознания полезет невольник надиудейского предиктора — проводник сионо-интернацизма в жизнь — с ущербным процессно-образным мышлением, нахватавшийся только книжных формальных знаний, но не обладающий видением жизни. Истинные реформы начинаются с переделки объективной нравственности несущих концептуальную власть реформаторов, вне зависимости от личного происхождения реформаторов.

Характеризуя гайдаровскую постановку чикагской экономичес­кой “школы”[185] на российской сцене, синагога с радио “Свободы” 08.07.92 г. высказалась в том смысле, что «Фридман[186] в чистом виде по России не пройдет». Мы тоже согласны: обращение к зарубежной синагоге кроме двусмысленного каламбура о нечистом Фридмане, ничего не дало и не даст, поскольку Россия — не Чикаго и даже не филиал Одессы-мамы.

Кроме того, уже произошла смена соотношения эталонных частот биологического и социального времени, влекущая за собой неизбежное вытеснение ветхозаветно-талмудической логики социального поведения иной — человечной.

И подведем итоговую оценку экономической науке Запада словами из той же книги В. Леонтьева (с. 265, 266):

«Беспокойство вызывает, однако, не неадекватный выбор целей (экономического развития — авт.), а наша неспособность точно поразить любую из них. Тревога, о которой я говорил ранее, вызвана не столько отрывом от практики тех задач, на решение которых направляют усилия современные экономисты, сколько очевидной неадекватностью научных средств, с помощью которых их пытаются разрешить.» И на с. 59 : «... ни более простые варианты экономической теории, ни их более совершенные динамические версии не продвинули нас намного вперед в детальном объяснении, не говоря уж о прогнозировании конкретных состояний» (всё выделено нами — авт.).

После прочтения приведенных отрывков из сборника работ В.Леонтьева, охватывающего период более 50 лет, вывод можно сде­лать только один: западная наука ничем не может помочь России-СССР в повышении благосостояния её народов, поскольку не имеет методов вмешательства в объективное течение народно-хозяйст­венных процессов с заблаговременно предсказуемыми последствиями. На Западе, действительно диком, если смотреть на качество его экономической науки, существует только “ползучий эмпиризм” первобытных заклинателей “стихии рынка”.

Тому, кто после ознакомления с общей теорией управления и анализом состояния экономической науки со слепой верой иждивенца во всех качествах уповает на благодеяние извне (пока он бездельничает), напомним строки А.К.Толстого: «Нет ничего слюнявее и плюгавее русского безбожия и православия», и афоризм В.О.Клю­чев­ского: «История не учительница, а надзирательница magistra  vitae  (наставница жизни): она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.»

Импортеры марксизма — троцкистско-ленинская “гвардия” получили по заслугам за не выученные уроки в период “необосно­ван­ных” репрессий. Они не поняли не только вздорности философии и политэкономии марксизма, но и сценарий революционной “пере­строй­ки”, уже осуществлявшейся ранее в истории иных стран и народов несколько в иных формах, также прошел мимо их осознания. Те же, кто полагал себе “знай Христа — и вся наука” и брезговал изучением жизни, также получили по заслугам, но несколько раньше. В кораническом же мировоззрении это означает: Аллах дал одним злочестивым вкусить ярость других злочестивых.

О посмертной судьбе душ и тех, и других разные богословы говорят, отрицая одни других. В этом же мире История всегда справедливо воздает всем по принципу: что посеешь, то и пожнешь. Посеешь поступок — пожнешь привычку; посеешь привычку — пожнешь характер; посеешь характер — пожнешь судьбу. То есть урожай будет сторицей к посеву, но того же качества. И одно дело сознательно взойти на крест, если путь к благой цели неминуемо пролегает через Голгофу; другое дело позволить себя распять, просто следуя лицемерному подражанию или боязни дать отпор вседозволенности; и третье дело — прожигать жизнь вместо того, чтобы строить её вечную. И то, и другое, и третье — посев; а жатвы две: одна в этой жизни, другая — в “посмертной”. И кто думает, что имеет меньше, чем желает, — должен знать: он имеет уже давно все необходимое, чтобы быть ему человеком. Коран (2:286) гласит: “Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее” и (2:101): “... и нет у вас помимо Аллаха ни близкого, ни помощника”. То есть обращение к жизненным и научным результатам — достижениям цивилизации —  явно говорит о том, что господствующая в толпо-”элитарном” обществе расстановка приоритетов:

1.     “естественные”, “точные” и “технологические” науки;

2.     социология и вкупе с нею “гуманитарные” науки;

3.     нравственность исследователя и общества в целом — последний вопрос, ибо важен результат, — явно ошибочная.

Всё должно идти в обратном порядке важности, как это и утверждают религии испокон веков, несмотря и на извращенность их вероучений в безнравственном толпо-“элитарном” обществе. Результат дела — выражение реальной нравственностью делателя. А о реальной нравственности господствующей в обществе и в сфере его социально-экономической науки можно судить из слов всё того же нобелевского лауреата по экономике В.Леонтьева:

«Неограниченная, всеобщая доступность знания и идей, возникающих в ходе исследований, является весьма желательным свойством для общества и человечества в целом. Однако она порождает серьезную проблему для всякого, кто хотел бы заняться научными исследованиями, то есть производством знаний на коммерческой основе, ради извлечения прибыли. Для  того, чтобы оправдать инвестиции в исследования, корпорация должна иметь возможность продавать свои результаты прямо или косвенно, как часть какого-либо другого продукта, за соответствующую плату. Но кто станет платить за товар, который с момента своего выпуска становится доступным каждому в неограниченном количестве? Почему бы не подождать, пока кто-нибудь другой заплатит за него или вложит средства в его производство, а затем получить его бесплатно? Кто станет заниматься выпечкой хлеба, если семью хлебами можно накормить не только четыре тысячи мужчин, женщин и детей, как об этом повествует Новый завет, но и всех голодных?» — в той же книге на с. 210, 211.

В этом небольшом фрагменте сосредоточена вся реальная нравственность Запада и его нравственно обусловленная вся социально-экономическая наука. И за очерченные В.Леонтьевым границы Запад и завидующая ему отечественная научная и политическая “элиты” ступить не могут, так как для этого необходимо прежде признать злонравием все “элитарные” притязания и провозгласить, что ВСЕОБЩАЯ, НЕОГРАНИЧЕННАЯ ДОСТУПНОСТЬ ЗНАНИЯ — ГЛАВНОЕ УСЛОВИЕ РАЗРЕШЕНИЯ КРИЗИСА КУЛЬТУРЫ ГЛОБАЛЬНОЙ ТЕХНОКРАТИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ, раздавленной неуправляемостью техносферы, И ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ ВОЙТИ В ЛАД С ПРИРОДОЙ.

Реальная нравственность, нашедшая выражение в приведенных словах В.Леонтьева, не может признать, что порождаемая ею же ошибка общественного самоуправления в целом также находит свое выражение в сфере экономики в форме прейскуранта, с которым все сталкиваются в жизни ежедневно.

А без выявления вектора ошибки управления действительно невозможно сформировать концепцию управления и построить работоспособные методы управления (которым если и не легко, тогарантировано возможно научить и научиться), необходимые для осуществления концепции. Отсюда проистекают и жалобы хоть Г.Попова, хоть В.Леонтьева, хоть председателя Экономического общества США на невозможность понять, что, как и почему происходит, и как следствие — жалобы на невозможность «поразить» даже поставленные цели экономического развития, а также и жалобы на неработоспособность даже изощреннейших динамических балансовых моделей и т.п. Циничный смех академика А.Аганбегяна — той же нравственной природы.

И остаются только пустые благонамеренные речи: «Мы можем дать им много мудрых советов...» А в многоточиях подразумевается:«Но пусть они нам за них сначала заплатят, а потом, как они будут расхлебывать последствия осуществления наших мудрых советов — не наше дело.»

И соответственно двум типам нравственности возможны две точки зрения экономической науки на народное хозяйство, объективно обусловленные субъективным нравственным произволом ученого-экономиста:

1). С позиций владельца одного из множества частных производств, стремящегося к извлечению максимальной денежной прибыли извлекаемой из какой угодно, признаваемой законной, деятельности при господствующем в обществе «законе стоимости». Научный поиск экономиста — его частное предприятие, которое в господствующем «законе стоимости» либоприносит достаточные для удовлетворения вожделений ученого доходы либо не приносит... Отсюда и результат исследований. Если частники — производственники, посредники, финансисты, спекулянты и ученые-исследователи — объединены в корпорацию, то внутри корпорации оттачивается и некоторым образом фиксируется в её культуре некое “ноу-хау” (знаю-как), а во внешнюю среду поставляется заведомо ложная, но правдоподобная, красиво упакованная дезинформация. Но так или иначе это — экономическая наука профессиональных христопродавцев, подвластных талмудистике, поскольку она избегает рассматривать, как ростовщическая еврейская интернацистская монополия и спекуляция на рынках “ценных” бумаг и прочих сокровищ влияет на производство и распределение в обществе продукции. Именно по причине того, что экономисты уходят от рассмотрения этой тематики, им непонятно... они не могут прогнозировать... они не могут объяснить, что и как произошло и т.п.

2). С точки зрения народного самодержавия (будь оно в лице жречества, либо монарха, либо руководителя Госплана), заботящегося о том, чтобы в пределах его власти из поколения в поколение не было сирых, невежественных, больных, голодных, бездомных и прочих людей, иным образом обделенных в силу независящих от каждого из них лично, объективных по отношению к лично каждому, внутрисоциальных обстоятельств. И это возможно только при поддержке человеческим обществом объемлющих его жизнь суперсистем Земли и Космоса.

Мы выразили вторую точку зрения. Нас не приемлют, даже не критикуя, с позиций первой. Но для построения и поддержания устойчивости справедливого общественного устройства жизни людей всем не-рабам и не-рабовладельцам необходима наука об управлении саморегуляцией суперконцерна. Запад и доморощенные “эли­тар­ные” реформаторы такой  экономической науки за душой не имеют.

В истинности последнего утверждения все смогли убедиться после 1991 года, когда “одемократившийся” режим стал открыто нанимать экономических советников в западных университетах и МВФ.