"Розалин Майлз. Королева (Я, Елизавета, #3) " - читать интересную книгу автора

Мой Робин.
В залог своей любви он привез мне дубовые листья (знаете ли вы, что
его имя происходит от латинского robur - дуб?). Дуб - символ Англии,
символ крепости, символ верности и несгибаемости!
А я давно придумала и мысленно пообещала ему придворную должность,
идеальную должность для идеального наездника.
И на следующий день, когда я выехала в Лондон, рядом со мной гарцевал
на белом жеребце новый смотритель королевских конюшен. За нами ехал Сесил,
слегка огорченный тем, что его лошадка оказалась на двадцать дюймов ниже
Робинова скакуна и моей длинноногой кобылы.
Нас провожала тысячная толпа, и чем ближе к Лондону, тем она
становилась больше. А я сидела на золотисто-гнедой кобыле в лиловом
бархатном платье, пышном, словно распустившаяся пармская фиалка, в венце
из аметистов, с развевающимся на ветру золотистым шарфом, и рядом с двумя
такими мужчинами чувствовала себя воистину королевой.
Однако на подъезде к Тауэру меня затрясло, как в лихорадке, из глаз
брызнули слезы. Здесь мучилась Джейн, здесь умерла моя мать, здесь на
глазах у Робина казнили его брата и отца, здесь я готовилась прожить свою
последнюю ночь. "О, Господи! - рыдала я. - Многих наследных принцев
низринули до здешних узников, но мало кто из здешних узников, подобно мне,
возвысился до принцессы! Боже Всемогущий, Ты избавил меня, как Даниила изо
рва львиного; во всю мою жизнь не устану возносить Тебе хвалу!"
А знаете, что отец Робина перед смертью был вынужден принять
католичество? Отречься от своей веры, стерпеть унижение на глазах тех, кто
пришел поглумиться над ним у ступеней эшафота, - чтобы спасти от лютой
смерти сыновей. И все же старший, лорд Джон, сложил голову в темнице. Ему
не было и двадцати двух. Удивительно ли, что Робин ненавидит папистов и
льнет ко мне?
И в это Рождество в Уайт-холле Робин не упустил случая показать всем,
что папизм мертв.
"Ибо старая римская шлюха, - дерзко заявил он, - в последний раз
задирала юбки на этой земле!"
Поэтому мы устроили пантомиму в ярких нарядах и под развеселую
музыку, где попы и монахи выступили жадными черными шутами, епископы -
жирными свиньями и тупыми ослами, кардиналы - волками, стригущими
простодушных овечек - народ. Славное получилось угощенье для испанцев,
которые еще оставались при моем дворе. У Ферии глаза вылезли из орбит,
словно его сейчас хватит удар, но пришлось ему терпеть. Мы с Робином,
спрятавшись за моим веером, потешались над его смятением не меньше, чем
над выходками ряженых. А потом плясали, плясали, плясали самую быструю,
самую стремительную гальярду, какую когда-либо отплясывали при дворе.
А что же Эми, грудастая смуглянка Эми, его жена!
Он не говорил, я не спрашивала, voila.

***

А потом была моя коронация.
Ш-ги-ш, я и сейчас их слышу: колокольный звон, пальбу, возгласы
толпы: вся Англия до хрипоты выкликает пятисложное Е-ЛИ-ЗА-ВЕ-ТА!..
Я знала: мне следует венчаться на царство с такой пышностью, чтобы