"Агоп Мелконян. Бедный мой Бернардье" - читать интересную книгу автора

нищего, вора, мошенника - в презренную кучу платины, кремния, кобальта и
протеинов. Бернардье подарил ему жизнь в искусстве, подобно тому как бог
вдохнул жизнь в вылепленную из праха фигуру Адама.
Искусство несет нам избавленье oт слепоты, порока и агонии. А что
спасет вас, люди?
Всё готово. Занавес поднимается. В свете прожекторов внезапно
растворяется тот мир, который оскорблял, унижал и грабил нас; откуда-то
сверху ласковой рукой тянется луч и, скользнув по бутафорской колонне,
упирается в замшелые камни крепости. Сейчас Бернардо спросит: "Кто здесь?"
- и все мы вздохнем с облегчением, ведь эти несколько квадратных метров
теперь наши и только наши. Здесь нет места полиции, налоговым инспекторам,
мертвым теням из паноптикума человечества; нет места высокомерной насмешке
в опустошенных транквилизаторами глазах.
ФРАНЦИСКО: Нет, сам ты кто, сначала отвечай.
БЕРНАРДО: Да здравствует король! Прощай, Дарлингтон. Добро пожаловать,
Эльсинор.
Такого головокружительного успеха не ожидал даже Бернардье; он так и
носится за кулисами, хлопает в ладоши, его сигара оставляет в воздухе
дымные траектории; изловчившись, он щиплет первую попавшуюся под руку
актрису и без устали повторяет:
- Что я вам говорил?!
Дарлингтон - славный город, пришли уже тридцать шесть. И все платят. А
ты не верил, Антуан, эх ты, хронический скептик. Тридцать шесть человек,
пардон-тридцать шесть зрителей, пришедших посмотреть новую постановку
Бернардье!
Взгляни-ка, Йитс, нет ли на подходе еще кого? Ну, конечно, как могут
они не прийти, это ведь Дарлингтон!
Господи, какой успех! Какой триумф!
Всё как всегда- за кулисами суета, Доротея в волнении лихорадочно
ломает пальцы, Антуан фехтует, Осман упражняется в величественной осанке
Клавдия, я прикрываю глаза и повторяю свой вдохновенный монолог.
Неужели представление и впрямь состоится?
- Дети мои, на этот раз вы обязаны превзойти себя! Мне нужно, чтобы вы
показали подлинное искусство! Бернардье должен пробудить мир! Да, именно
так: я пришел в этот мир, чтобы всколыхнуть этот холодный людской студень,
исторгнуть из него восторг! Что ты так намазалась, Доротея! Куда столько
румян? Кто ты - бледная безутешная в своем горе мать или портовая шлюха?
Прости, я немного не в себе, следовало бы, конечно, выбирать выражения, но
перед спектаклем я всегда теряю контроль над собой...
Ох, Бернардье, да кто же перед спектаклем в себе?
Это ведь самый трудный миг - миг, когда нужно отречься от себя,
спустить в свое тело чужую душу.
Занавес поднимается, медленно гаснет свет...
- Эй вы! - орет кто-то из зала.
- Какого черта потушили лампы? С какой стати нам сидеть в темноте?!
Свист и топот.
Начало отнюдь не сулит добра.
Бернардье выходит на авансцену и, неловко поклонившись, поднимает
руки, пытаясь утихомирить публику.
- Уважаемые господа, позвольте сообщить вам, что зрительный зал во