"Прошу, убей меня." - читать интересную книгу автора

Глава 15

Открытый и кровоточащий[43]

Ли Чайлдерс: Мое первое задание в «МейнМен» было встретить Игги в аэропорту. У Дэвида Боуи был тур с Rise and Fall of Ziggy Stardust и Spiders from Mars, его первый большой тур, и мне надо было забрать Игги и привезти его на шоу. Я знал Игги еще во времена Дэнни Филдса, мне не надо было представляться: «Привет, я представитель «МейнМен»». Он обнял меня, когда вышел из самолета, мы начали разговаривать. Ему было очень интересно, серьезная ли контора «МейнМен». Представь: «Во что это меня здесь втянули?» Я не мог дать ему четких ответов — я и сам их не знал. А зачем мне было забивать себе голову? Я ездил по всей стране, на полном обеспечении. И я сказал Игги: «Слушай, а чего нам терять?»

Сиринда Фокс: У Дэвида Боуи и его жены Анджелы был очень открытый брак. Они спали, с кем хотели. У нас с Анджелой и Дэвидом была любовь на троих минут на пять, но потом я попросила ее уйти, мы с Дэвидом собирались поиграть. Анджела ебалась с черным телохранителем Дэвида, а мы с Дэвидом обычно становились на четвереньки перед их дверью и подглядывали в замочную скважину, как они ебутся. Я была для Боуи новой игрушкой в туре Ziggy Stardust. Но когда мы были в Сан-Франциско, он спросил меня: «Ты меня любишь?»

Я сказала: «Нет». Я не собиралась говорить: «Да!» Я гуляла сама по себе. Я ни по кому не сходила с ума. Мне не насыпали соли на хвост. Я не хотела быть связанной. Кроме того, Тони Ди Фриз хотел, чтобы все причесывались как Боуи. Я не хотела так стричь волосы. Так что они меня не впечатляли. Отлично, думала я, сяду на самолет и полечу куда надо, но это все. И когда Боуи спросил, люблю ли я его, а я сказала «нет», он бросил меня.

Ли Чайлдерс: Когда я устраивал концерты в туре Ziggy Stardust, я оказался в Канзас-Сити проездом в Лос-Анджелес, и мне позвонила Лиза Робинсон. Я сказал: «Нас поселят в «Чото Мармонт», что-нибудь о нем знаешь?»

Лиза сказала: «Конечно, неплохое место, но лучше не туда, лучше в отель «Беверли-Хилс»». Я спросил почему. Лиза ответила: «Он такой пышный, розовый, и я тоже буду там». Я позвонил в RCA и сказал: «Мы не будем жить в «Чито Мармонт», мы остановимся в отеле «Беверли-Хилс»». Парень из RCA переспросил: «Отель Беверли-Хилс»?» Я сказал: «Ага, отель «Беверли-Хилс», мы все остановимся в этом отеле». И он сказал: «Ладно».

Никто в «МейнМене» никогда не работал в рок-н-ролльном бизнесе, но с нами был хитрован Тони Ди Фриз. Он сказал, что нам надо пойти в RCA и потребовать у них то, что он скажет, а мы думали, что именно так и надо.

Философия Ди Фриза гласила, что музыкант, который продал всего три записи, должен пойти в гигантскую звукозаписывающую компанию и выдвинуть кучу безумных требований. Мы требовали неограниченных воздушных поездок, каждому по лимузину, оплачивать все счета в отелях, огромные авансы наличкой — и так как мы громко орали и смотрелись бандой психов, они подо всем подписались.

Для такой большой компании, как RCA, проще было дать нам все что надо, чем с нами разбираться. Они не хотели нас видеть. Так что когда я приходил с белыми развевающимися волосами и говорил: «Мне надо четырнадцать билетов до Канзас-Сити», они просто отвечали: «Все будет, проваливай».

Это была чумовая тактика, но она работала. Мы жили в долг, давно выбрав кредит. Понятия не имею, сколько мы задолжали RCA, но опять же философия гласила, что чем больше ты им должен, тем меньше шансов, что они пошлют тебя на хер, потому что тогда они вообще ни копейки обратно не получат.

Так что я приехал в отель «Беверли-Хилс» за три или четыре дня до основной группы. Кстати, их было сорок восемь человек. Я взял номер Оливии Ди Хевиленд, а Боуи — бунгало сзади отеля. Он никогда не выходил из комнаты. Анджела ебалась с его охранником в бассейне.

Самое смешное, что дорожные менеджеры ходили на Сансет, ловили туристов, приглашали их к себе в номера, заказывали хавку, кормили туристов — а те башляли. Все наши счета оплачивала фирма, так что они ходили на Сансет три-четыре раза в день, приводили туристов, усаживали их за стол, заказывали сказочные обеды с омарами и шоколадным суфле и брали за это деньги. Туристы за полцены обедали в «Беверли-Хилс», а менеджеры тешили свои кошельки.

Сиринда Фокс: Мне пока не хотелось назад в Нью-Йорк. Я стеснялась показаться на глаза Уорхолу и ребятам. У меня кончились деньги, я пыталась осветлить волосы и в результате осталась без волос. Я сама себе не нравилась. А потом выяснилось, что Ли поселил всех в «Беверли-Хилс», и подумала, что можно там пока зависнуть.

Так что я переехала в «Беверли-Хилс», там же появился Игги с группой, и это было здорово. Мы с ним всегда были, как брат и сестра, и я была уверена, что его «Raw Power» — это последняя попытка. Мы с ним долго говорили обо всем этом, о том, что это его последний шанс что-нибудь сделать и что ему надо напрячься и не проебать его.

Потом я пошла и трахнула этого парня, как там его звали? Джеймс Уильямсон. Он крепко на меня запал. Зачем я это сделала? Он был такой отстойный.

Да, я переспала с ним, люди до сих пор мне это припоминают. Но Джеймс не был одной крови с Игги, Ронни и Скотти. Это был просто бездомный щенок, который нашел себе стаю. Джеймс Уильямсон развалил Stooges. Он не был им нужен. Им надо было отгрызть ему задницу. Оставить его умирать.

Ли Чайлдерс: Потом Игги решил, что хочет жить в Калифорнии. Знаешь, если ты начал есть гамбургеры за счет Дэвида Боуи, следующее, что ты видишь, — это дом в Голливуд-Хилс. Короче, получаешь, что можешь. И вот Игги сказал: «Хочу жить в Голливуде». И мы ищем ему дом. Мне надо было уехать в Нью-Йорк, так что я попросил Сиринду Фокс присмотреть дом для Игги, пока она живет в «Беверли-Хилс».

Сиринда нашла отличный дом. Наверху Малхолланд драйв, на самой вершине горы, с огромным бассейном и четырьмя спальнями. Как только у Игги появился дом, я опять стал жить в квартире над гаражом, как шофер. И опять заботился об Игги.

Жить с Игги было непросто, потому что он был центром джанк-тусовки. Я еще не знал схем поведения рок-н-ролльного джанки — как он будет обманывать, льстить, подмазывать, манипулировать, чтобы я не понял того мира лжи и обмана, который он создал. Мне по штату положено было держать его подальше от наркоты, но я просто за ним не успевал. Он тусовался в куче помощников, фанаток, музыкантов — как я мог перекрыть его источники?

Сиринда Фокс: Однажды вечером Джеймса Уильямсона затошнило, он проблевался, но не донес это дело до толчка. Вся ванная была заблевана. По уши. И он просто так все и оставил. Я сказала: «Ты чего, издеваешься? Я не буду убирать за тобой эту хуйню!» Кажется, именно тогда я и сказала: «Все, я валю отсюда». И свалила. Тогда я вернулась в Нью-Йорк и опять начала гулять с Дэвидом Йохансеном.

Рон Эштон: Сначала жить в доме на Торренсон драйв было прикольно — мы приходили с репы, а в бассейне уже ждали голые девки. Это классика рок-н-ролла: голые бабы в бассейне, «кадиллак» в гараже, деньги, служанки, куча травы…

Первый раз мы уехали оттуда на концерт на «Виски-дискотеке». Именно там мы познакомились с Сейбл Старр, очень милой девочкой. Сначала она бегала за Игги, потом была со мной, потом опять с Игги, опять со мной, потом ушла к брату и опять вернулась ко мне. На «Виски» мы играли два выхода, и между ними Сейбл сказала: «Давай отсосу?» Она легко относилась к таким вопросам, и я от этого перся. Так что между выходами Сейбл сосала мой хуй в мужском туалете.

Сейбл Старр: Я жила не в самом Голливуде, мне надо было сорок пять минут добираться до него. Но однажды один мой друг позвонил мне и спросил: «Хочешь пойти на «Виски-Дискотеку»?» Мне было четырнадцать. Начать с того, что я была с пулей в голове, мне нравилось искать неприятности на свою задницу, так что я согласилась. Голливуд — я думала, там куда ни плюнь, попадешь в звезду. Так что я пошла на «Виски». Никогда не забуду девушек, которые там были. Они меня потрясли. Я тогда была совсем страшная, мне пришлось целый год над собой работать, пока я не начала там тусоваться. Я привела в порядок свой нос только к пятнадцати годам.

Биби Бьюэл: Мне всегда нравились Сейбл Старр и Лори Мэддокс, две фанатки из Лос-Анджелеса. Памела Дес Баррес смешала их с грязью в своей книге «Я с группой». Интересно, кем возомнила себя эта Памела, Пиздой-Королевой? Мисс Памела опустила каждого, кого считала конкурентом. Лори и Сейбл это было по хую. Они с ней не конкурировали. Им было незачем. Каждая рок-звезда по приезде в Лос-Анджелес хотела с ними познакомиться. По-другому просто не бывало. Все происходило так: «Нам надо познакомиться с Сейбл Старр и с Лори Мэддокс, и еще надо познакомиться с Родни Бингенхаймером и Кимом Фоули». Есть определенная тусовка, с которой надо познакомиться, если ты приехал в Лос-Анджелес.

Сейбл Старр: Дэвид Боуи приехал в город и захотел встретиться со мной, так что мне незачем было бегать за ним. Это были безумные дни, я носилась, как укушенная, от одного отеля к другому, потому что Silverhead остановились в «Хиатт Хаусе», а Боуи в «Хилтоне», и я постоянно бегала туда-сюда. Так что я пошла знакомиться с Боуи. Это было прикольно, он бисексуал, и с ним ездил такой мальчик, Фредди. Очень смазливый.

Я села на колени к Дэвиду и сказала: «Оказывается, у тебя правда глаза разного цвета». Вот и все дела, я всегда так поступала. Обычно девчонки стесняются, они просто сидят и ждут у моря погоды. А я сразу прыгаю к мужикам на колени.

Дэвид сказал: «О, ты красивая. Фредди, как она тебе?» Я сказала: «Ну что, мы сегодня будем трахаться?» Так прямо и сказала. Дэвид засмеялся, и я сказала: «Серьезно». Он ответил: «Ладно, только мне не нравится Куини, зато нравится Лори». И я сказала: «Хорошо, мы отделаемся от Куини, и встретимся с тобой попозже в «Рейнбоу»». Он согласился. И мы с Лори пошли в «Хиатт Хаус», шли и кричали: «Сегодня мы выебем Дэвида Боуи!» Потом мы пошли в «Рейнбоу». Что еще круто в нашем образе жизни — наверху в «Рейнбоу» один общий стол. Мы с Дэвидом сидели там, вокруг толпа народу. И когда твои друзья поднимают глаза и видят тебя — это круто. Это правда круто.

Потом к нам поднялся какой-то парень и сказал: «Дэвид Боуи, я убью тебя». Какой-то хиппи обосрался и попытался ударить его. Телохранитель Дэвида спустил чувака с лесницы, но Дэвид сильно напрягся, он был изрядным параноиком, у него были куклы вуду, все такое. «Надо возвращаться домой, колдовать, он хочет убить меня!» И он стащил меня вниз по лестнице, тут же налетела стая девок, начали наперебой предлагать: «Дэвид, возьми меня с собой!» А он сказал: «Нет, сегодня я с ней». И вот мы вышли к машине, и тут этот парень заорал: «Я приду завтра вечером на твой концерт и убью тебя на хуй! У меня есть пистолет!» Нехорошо вышло.

В отеле мы немного потормозили, мне приперло сходить в туалет, Дэвид вошел туда же с сигаретой в одной руке и стаканом вина в другой. И начал целовать меня — я не могла поверить, что вот, вот оно происходит, я уже спала с Рокси Мьюзик и Джей Гейлзом, но Дэвид Боуи стал первой звездой.

Мы перебрались в кровать и ебались несколько часов, это было потрясающе. Не знаю, где в это время была Лори. Она всегда была где надо, но ее не было, прикинь? Утром я проснулась, и он сказал, что мне надо уходить, скоро придет его жена Анджела. Я говорила, что хочу с ней познакомиться, и все такое прочее. Он сказал, что у него для меня сюрприз, и дал мне билеты на вечернее шоу в Лонг-бич. Я понравилась Дэвиду. И из-за этого я стала известной и популярной, ведь он признал меня крутой. Меня признала настоящая рок-звезда.

Рон Эштон: Игги говорил о Сейбл: «Я люблю ее», потом: «Ненавижу ее», потом опять любил, но в конце концов он запал на сестру Сейбл, Корал, которая была правильной девочкой — совсем не фанаткой. Корал была прекрасна. По-настоящему прекрасна. У нее были очень длинные волосы в стиле Кристал Гейл. Корал была тихая, правильная, ничего не принимала и всегда приглядывала за Сейбл.

Сейбл Старр: Одно лишь в моих предках было сурово. Это школа. Я могла приходить домой в шесть утра, лишь бы ходила в школу. В свои пятнадцать я ненавидела ее лютой ненавистью. Мне дали условный срок, и я стала жить с Игги Попом в Голливуд-Хилс и не ходила в школу с месяц.

Ли Чайлдерс: Игги привел Сейбл в дом и хотел, чтобы она переехала к нам жить, но я не разрешал у нас ей поселиться. При этом со мной над гаражом жил славный мальчик, которого Сиринда сняла для меня на «Виски». Так что у меня не было морального права не пускать Сейбл, но я все равно не собирался ее пускать. Так что она к нам так и не переехала, просто пожила немного.

У Сейбл было доброе сердце, она мне нравилась, но она с упорством маньяка покупала Billboard и выискивала там имена людей, которых еще не ебала. Уэйн Каунти приехал пожить к нам, и она на него крепко насела. Уэйн сказал: «Я ЖЕ ГОЛУБОЙ!» Сейбл подумала: «Все может быть, но ты следующий в списке!» И Сейбл разделась, порезала вены лезвием и прыгнула в бассейн. Она плавала лицом вниз, в глубоком месте, в воде клубилась кровь, и я сказал: «Уэйн, надо ее достать оттуда!»

Он ответил: «Пускай тонет. Потом отвезем ее на берег и сбросим со скалы. Никто не узнает, откуда она взялась». Наконец я поймал ее, уцепившись в бортик бассейна, вытащил, завернул в одеяло, перевязал и сдал на руки Корал, которая засунула ее в машину и увезла.

Рон Эштон: Однажды мы репетировали, позвонил Ли Чайлдерс и сказал: «Быстрее возвращайся домой, Сейбл заперлась в твоей комнате и говорит, что покончит с собой!»

Я подумал, что за новости? Мы не были влюблены друг в друга. Мне просто нравилось, когда я просыпаюсь, а мой хуй уже сосут. Она мне нравилась, мы были друзьями, но я вообще не понял, с чего ей моча ударила в голову. Явно не из-за меня.

Я вернулся домой, и нашему дорожному менеджеру, Эрику Хэддиксу, пришлось выбить дверь в спальню. Сейбл заперлась в ванне, мне пришлось уговаривать ее: «Ну же, открой дверь!»

Наконец она открыла. Она была обдолбанная, голая, на ней были только какие-то крошечные трусики, и она взяла мою бритву и пыталась порезать вены. На ее запястье краснели две полоски, потому что у меня был кассетный «Трек II». Я заржал, а Ли сказал: «Уебывай отсюда!»

И бедную Сейбл выкинули из дому полуголой. Ее сестра, Корал, приехала за ней с друзьями. Ли сказал: «Вот так! Хватит этой поебени! Это бизнес — у меня из-за этих дел будут неприятности!»

Слава богу, я купил «Трек II». Обычно я пользовался опасной бритвой.

Ли Чайлдерс: Я научился плавать из-за Игги. Когда я был маленьким, моя мама водила меня в бассейн и держала за пузо, как это делают все мамы. Я дергался по-всякому, но так и не поплыл. А когда мы начали жить с Игги, он обдолбался, естественно, упал в бассейн и плавал там лицом вниз. Я кричал: «Я не умею плавать, кто-нибудь, вытащите его! Вытащите его!» А остальные из группы заявили: «В пизду, он это заслужил».

Я полез в бассейн, на глубину, держась за бортик, и думал: «Я утону, утону!» Я дотянулся до него, ухватил за ногу, потащил — и вдруг научился плавать.

Игги Поп: «МейнМен» профессионально от нас отбрыкивались. Когда «Raw Power» был закончен, они не устроили нам тур, они вообще не пускали нас играть. Мы собирались поехать в тур по Америке, это вылилось в единственный концерт в Детройте, но людям все равно понравилось. Концерт был очень артистичным, но, конечно, у меня были проблемы с радио. У меня везде были проблемы. Я был проблемой. Я до сих пор проблема.

Получилось так, что когда мы доделали «Raw Power», у меня с миром были разные стандарты. Только так я и умею. Я хотел, чтобы музыка выходила из колонок, хватала тебя за глотку, била башкой о стену и потом убивала тебя.

Так я хотел. Но мне всегда чего-то не хватало. Что бы я ни делал, как надо не получалось. Высоких не хватало — они не резали уши, баса не хватало — он не долбил тебя, не хватало жесткости биту, и так далее. Так что я сводил, и пересводил, и пересводил, и зверел все больше и больше.

И все равно было недостаточно жестко.

Главное, я потерял перспективу — с музыкантами это бывает. Может, я сторчался и потерял гармонию. Так что я пошел на радиостанцию, не помню уже зачем, но я не тот человек, чтобы приходить как торгаш: «Добрый день, очень рад. Здорово быть как бы в рок-н-ролльном бизнесе, вот моя новая запись, хе-хе-хе». Во всем должен быть хеппенинг. Так что я пришел туда, разделся прямо в здании радиостанции и начал говорить в никуда: «Да, я тут голый…»

Ли Чайлдерс: Игги разделся и начал дрочить на радио! Он говорил: «Я снял всю одежду, я ласкаю свои яйца…»

Потом он заперся в лифте с Черри Ваниллой и попытался ее изнасиловать! Тони Ди Фриз осатанел.

Игги Поп: Радиостанция чуть не потеряла лицензию. У диджея, Марка Фарренто, были проблемы. Но мое поведение… Знаешь, за месяц до этого Тони Ди Фриз приехал в Лос-Анджелес посмотреть на свое новое приобретение, Iggy and the Stooges. Он повез меня кататься на лимузине и завел разговор: «Мы думаем над проектом фильма про тебя, и мы видим, ты Питер Пен как он есть».

Я заорал: «Я ни хуя не Питер Пен! Мы сделаем МЭНСОНА! ЧАРЛИ МЭНСОН, Я БУДУ ЧАРЛИ МЭНСОНОМ, Я — ЧАРЛИ МЭНСОН!»

Рон Эштон: Тони Ди Фриз собирался сначала раскрутить Дэвида Боуи, а потом уже приняться за Игги и Stooges. Так что он просто кормил нас и поил до одурения. Помню, в один прекрасный день мы сидели у бассейна, я пил водку с имбирем, пришел Ли, он был очень напряженный. Он дал нам чеки и сказал: «У меня для вас очень плохие новости. «МейнМен» только что вас уволила».

Ли Чайлдерс: Не могу поверить, что сам рассказываю о себе эту поганую историю, но Тони Ди Фриз позвонил мне и сказал: «Скажи Игги и остальным, что «МейнМен» больше с ними не работает, чтобы они убирались, прямо сейчас».

Я пошел к Игги и сказал: «Извини, но «МейнМен» больше тебя не хочет, вам надо уезжать». Не «Вот билеты в Детройт», не «У вас еще две недели». Даже не «Может, хочешь гамбургер?» А вот так в лоб: «Компания отказалась от вас. Уходите. Немедленно».

Игги Поп: Ли сказал: «Да, они выгнали тебя, и у меня есть доказательства». У них была закопченная ложка из моей комнаты. Ха-ха-ха! Они послали Ли Чайлдерса, это «МейнМен» послала его покопаться у меня в комнате и собрать улики.

В их защиту хочу сказать, с их точки зрения вообще непонятно было, как со мной работать, как выпускать меня на сцену. Должно быть, они думали: боже, это же маньяки, певец нападает на зрителей, они все обдолбаны, они не идут на контакт с нами, их песни не берут на радио, их ударник вообще отказывается с нами нормально разговаривать, он не разговаривает даже с менеджером. Он просто ворчит: «Уаргх», как малолетний урка: «Я не буду говорить, грррр…»

Так что я могу их понять. Но я же не думал, что мы такие, я видел все совсем по-другому. Мне казалось, мы великие. Мне казалось, мы лучшая группа в мире. Мы знали, что наша музыка лучше, чем все остальное, в нас больше рока.

Рон Эштон: Нас вышибли из дома, но, к счастью для Игги и Скотти, я запаслив, как белка, и коплю деньги. У меня было уже штук пять. Они были буквально у меня в матрасе: там была дырка между пружинами, туда как раз пролезала рука. Я складывал там бабки. Джеймс Уильямсон свалил в отель «Ривьера» и сказал: «Эй, народ, приезжайте в «Ривьеру», тут всего семьдесят баксов в неделю».

Так что я снял комнату для Игги, Скотти и себя. Я платил за неделю вперед, так выходило дешевле. И я выдавал ребятам каждый день по десять баксов, потом по пять баксов…

Ли Чайлдерс: Игги буквально остался на улице. Ему было где спать, Игги всегда устраивается, но он выпадал в осадок в канаве. Он отрубался, обдолбанный, в канаве на Сансет-бульваре, и люди его даже не поднимали. За него не переживали, над ним прикалывались. Игги считался отбросом тогдашней рок-н-ролльной тусовки. К моему позору, я не ловил тачку и не несся его подбирать. Я не сказал: «Давай ко мне, пофиг, что там скажет Тони Ди Фриз, приезжай ко мне, оставайся здесь, с тобой все будет в порядке».

Вместо этого я слушал истории: «О, Игги вчера отрубился прямо перед «Виски», все смеялись, он лежал на обочине, на него чуть не наехало такси…»

Игги Поп: Корал со мной задолбалась. Я больше не был событием. Я закидывался, ширялся, удалбывался — и все больше и больше терял. И она все это прекрасно видела. Я потерял даже шарм. Если ты бедный и у тебя нет шарма, тебя не любят девушки. Это Америка.

Стив Харрис: «Raw Power» вышел через год после того, как его записали, в мае 73-го. Я мог влиять на «CBS» еще меньше, чем на «Электру», потому что «CBS» была такой огромной. Но когда «Raw Power» все-таки вышел, у меня появилась идея, на мой взгляд, шикарная. Я позвонил парню по имени Сэм Худ, у которого был контракт с «Максом», и предложил: «Давай, Игги будет играть неделю каждый день в полночь». Он сказал: «Потрясно, так и сделаем». Игги начал выступать у «Макса», компания увидела его, над ним еще смеялись, но тут он получил немереную прессу, потому что на концертах он катался по битому стеклу. На третью ночь он так зажигал на стекле, что я подумал, он и вправду ранен. Что ему очень больно.

Биби Бьюэл: Нашим столиком можно было гордиться. Мы сидели с Элисом Купером, Тодом Рандгреном, Джейн Форт, Синди Ланг и Эриком Эмерсоном, который был одет совсем как Игги — в маленькое бикини в порно-стиле, все в блестках. Там была вся тусовка, и Игги устроил самое клевое шоу из того, что я видела. Это было потрясающе. Он начал выступление с «Search and Destroy»…

Найтбоб: Игги пытался ходить по столам. У «Макса» столики подходят к самой сцене, сцена маленькая, и иногда Игги шел бродить по столам. «Макс» был куда меньше, чем те места, где привыкли играть Stooges. В тот вечер я работал на сцене, и Игги упал со стола. Помню, увидел, как он пошел, и сказал: «Черт, неудачная идея», а потом он упал и поднялся, порезанный.

Он отыграл уже двадцать минут, и я спросил: может, остановим шоу, потому что он ранен. Из него хлестала кровь. На такие раны простой аптечки мало. Это не маленькая царапина.

Биби Бьюэл: Внезапно из маленького аккуратного разреза на груди Игги полилась кровь.

Найтбоб: Игги — идиот. Из него хлестало, как из крана. Но он хотел закончить концерт и не прекращал играть. Я обалдел. Я твердил ему: «Хватит, перестань!» Группа говорила ему: «Давай перестанем!» Но Игги не унимался.

Когда он сошел со сцены, я сказал: «Чувак, ты ранен, что мы будем делать?» Он считал, что это вообще не проблема, но потом Элис Купер стал уговаривать его поехать в больницу.

Стив Харрис: После концерта я сказал Игги: «Я пошел домой», а он ответил: «Я тебя покину, у меня свидание в городе».

Мы взяли такси, и, когда проезжали через Семьдесят вторую стрит и Парк-авеню, Игги сказал: «Пошли вместе, заодно выпьем».

Я согласился, мы вышли из такси. На Игги были шорты и майка, все в крови, и когда мы подошли к дому, привратник посмотрел на Игги и спросил: «Как мне вас представить?»

Игги собирался играть до конца, потому что обычно он говорил: «Джим Остерберг», а тут сказал: «Игги».

Вышла прямо сцена из фильма. Мы поднялись в квартиру, и эта сладострастная женщина в неглиже открыла дверь. Она выглядела невероятно.

По-любому, на следующий день Игги пришел ко мне, ему было охренительно больно. Он сам не знал, как ему досталось. Пришлось накладывать швы. Так что я позвонил Сэму Худу из «Макса» и сказал, что мы пропустим вечер или два.

Биби Бьюэл: Все считали швы сексуальными. И когда Игги поправлялся, в те два дня, когда он не играл у «Макса», мы впервые встретились на концерте New York Dolls в «Фелт Форум». Игги был удолбан вусмерть. Ему крепко досталось по башке, так, что пошла кровь. Никто на него не обращал внимания, люди просто проходили мимо.

Игги Поп: Тем вечером, когда играли Dolls, я был в гостях у Лу Рида, попросил у него валиума, закинулся и сказал: «Мне надо идти, хочу сходить посмотреть New York Dolls».

Когда я пришел в «Фелт Форум», меня уже основательно накрыло, и изо лба у меня торчал рог, как у единорога.

Биби Бьюэл: Игги был общественным кошмаром. Он спотыкался, падал, напрягал всех вокруг. Мне было его жалко. Я подумала: как грустно, это же Игги, и он такой беспомощный. Он обдолбан и не может встать. Он все падал, и падал, и разбил себе голову в кровь. Кровищи текло прилично, и никто не бросился помогать ему, даже Дэвид Йохансен, добрейшей души человек. Дэвид сказал: «Пиздец, вот чего нам только не хватало — это обдолбанного Игги на полу…» Тод Рандгрен сказал: «Оставь, пусть лежит». А я сказала: «Нет, я дам ему тряпку какую-нибудь…»

Я подошла к нему и протянула тряпку. Конечно, это сентиментально, но я замотала ему рану на голове, и Игги сказал: «Ты такая заботливая». Представляешь, как в мыльной опере какой-нибудь! Он повторил: «О, ты такая заботливая». Я ответила: «Ну, я вообще-то тебя совсем не знаю, но если бы ты умер и не записал больше ни одного альбома, мне было бы очень жаль».

Игги сказал: «Ты где живешь?» Как будто говорил: «Ты мне понравилась, у тебя есть квартира и деньги?» Я сказала ему: «Я девушка Тода, у нас дом на Горацио-стрит».

Игги абсолютно великолепен: богом клянусь, он был удолбан в косяк, я один только раз сказала ему свой адрес — и угадайте, кто стоял у меня под дверью на следующий день?

Игги. Никогда бы не подумала, что он запомнит 51 Горацио-стрит в том состоянии, в котором он был. И он не просто пришел на следующий день под предлогом, что хочет увидеть Тода, с которым ни разу в жизни не встречался, он еще и выглядел охуительно. Он был абсолютно трезв, сделал зарядку, поплавал и смотрелся, как победитель конкурса красоты среди златокожих блондинов.

Тод на меня еще дулся. Он считал, что я перегибаю палку — слишком редко бываю дома, слишком часто бываю у «Макса», слишком много хожу на Dolls. И он собирал вещи, потому что уезжал в Сан-Диего. И вот Тод выскочил на минуту купить носки — и появился Игги. Тод вернулся и увидел Игги. Я сказала: «Я его не приглашала». Но он мне не поверил. Игги сказал: «Я зашел просто повидать вас, потому что вы самые приятные люди из тех, кого я видел вчера ночью. Мне просто нравится, что вы не сидите на наркотиках, что вы приятные и что у вас дома чисто. Вы просто не поверите, где я только ни жил. Я не мылся три недели, можно занять вашу ванную?»

Игги — очаровательный ебарь, и он сам это знает.

Тод отвел меня в сторону и сказал: «Все ясно, он что-нибудь спиздит, это же джанки. Он вынесет полдома, побыстрее выпри его отсюда. А мне надо бежать, меня ждут концерты, надеюсь на твое благоразумие».

Я жила с Тодом Рандгреном пять лет и мы постоянно ходили налево, но никогда не выставляли это напоказ. Знаешь, когда мы только встретились, я еще ценила верность. Я была еще очень юной, мне только-только исполнилось восемнадцать, и он сформировал мое мнение о мужчинах и о любовных отношениях. И я поняла, что философия верности обречена. Мое сердце разбилось бы на тысячи осколков, потому что он изменял мне с самого начала.

Когда пришел Игги, то могу сказать: Тод пытался быть мужественным и крутым, в духе семидесятых, но я никак не могла дождаться, чтобы он свалил к черту. Меня сводил с ума Игги. Я просто корчилась в экстазе от него. Но сначала не было ни страсти, ни секса. Мы ходили в кино, ходили на «Бумажную Луну», ели гамбургеры — и я никак не могла понять, почему он все время отрубается.

Он везде засыпал. Я никак не врубалась, что происходит, потому что чем бы там Игги ни закидывался, он делал это очень осмотрительно. Помню, мой друг Дэвид Кролад завалился в гости, увидел Игги и сказал: «Биби, он под герой». Я сказала: «Нет, он просто очень устал. Он только-только с дороги…»

Дэвид закатил глаза и сказал: «Ну, понятно, устал. Ладно, я пошел отсюда».

Так Игги стал моим парнем на две недели. Но у меня был друг, и Игги не мог стать моим официальным мужчиной. Так что у нас была связь, как говорят в рекламе, и Игги все время, что мы встречались, гнал на Тома. Ему не нравилось, что я живу с другим. И он заставил меня поменять воду в водяном матрасе — не спрашивайте, зачем.

Ленни Кай (статья в Rock Scene): «Невозможно опорочить Stooges», — сказал Игги после представления всей группы, сопровождавшегося прохладным морем пива, взятого с соседнего столика. Это был момент, когда свеженаписанный шедевр, «Open Up and Bleed», неожиданно приобрел завершенную форму. Слова менялись целую неделю, но неожиданно все невнятные пассажи стали отточенными, текст по мановению руки обрел фокус, музыка пришла без единого затыка или неверного шага. «Я сгорел…», — пел Игги в одном месте. «Я стоял в стороне, иногда растворялся и исчезал». Чуть позже: «Так не будет уже никогда…»

Стив Харрис: «Raw Power» вышел в «Колумбии», и у нас в «CBS» были с Игги те же проблемы, что раньше у нас в «Электре». Никто не воспринимал его серьезно. Никто не считал это рок-н-роллом, но я продолжал твердить: «Может, вам и не нравится, но там, на улице, полно ребят, которые понимают эту музыку…»

И думал про себя: «К тому же мужчины вообще не понимают, что нравится молоденьким девочкам».