"Валентин Мельников. Монолог страждущего" - читать интересную книгу автора

через те шопы со старухой скандал получился. Но про то маленько опосля
расскажу.
Пошел, значит, я до турка. Ага. Иду и сам с собой рассуждаю. При советской
власти как было? Идешь в магазин - бери авоську побольше, может и перепадет
какой дефицит с черного ходу. Там уж принимай, сколько дадут. А деньги на
покупки завсегда в кошельке носили. Сёдни надо с двумя авоськами ходить. С
большой - для денег, с маленькой - для продуктов. Ну, я покупатель мелкий,
взял совсем маленькую авоську, а пенсию в кармашке пригрел. Иду и думаю, будь
што будет. Пришел и не узнал старого гастронома, такое нарядное стало здание.
Только вот беда, двери не видно. А ведь помню - была! - такая толстая, из
хорошего дерева и с тугой пружиной - зевак по заду шмякала. Обошел вокруг два
раза - нету двери, везде одно стекло. На шшастье посетитель попался. Подошел
тот близко к стеклу - оно перед ним само и раздвинулось. Чудеса! Однако я тоже
не из робких - таким же манером внутрь проскочил. А там тишина, покупателей
мало, зато обслуги много, так и зыркают ребята по сторонам, стерегут, штоб
никто ничего не спер. Но я к промтоварам ихним не подошел, сразу направился в
продовольственный отдел. Чего там только нет - и мясо, и колбаса, и сыры
разных сортов, и навалом овошшей, фруктов, и спиртные напитки... Я, конешно,
первым делом на бирочки с ценами поглядываю. На каждой рядок цифири, а в
аккурат посередке точечки стоят. Я почему-то сразу подумал, што главные
цифирьки - те, што слева, а те, что справа после точечек, - так, мелочь
копеешная.
Прикинул в уме и возрадовался - оказывается, здеся и на мою пенсию кое-што
хорошее можно купить. Короче, взял я смело кило говяжьей вырезки, а еще
колбаски, сыру и бутылку водочки. То-то попируем с бабкой!
У кассы строгая девица велела выложить на прилавок все, что взял,
пальчиком по кнопочкам поводила и назвала сумму, от которой меня пот прошиб.
"Вы, - говорю ей, - неправильно пошшитали. Я в уме прикинул и должно быть в
сорок раз меньше". "Как это так, - возмушшается кассирша, - вы в уме шшитаете,
а я на машинке".
И называет цену каждой покупки.
"Так там же точечки стоят, неужто вы не видите?" - кипячусь я.
Девица смотрит на меня как на придурка и скушным голосом поясняет, мол,
точечки стоят для удобства, штоб сотни и тышши лучше видно было. Так, дескать,
во всех приличных сукинмаркентах принято. А вам, говорит, ежли нечем платить,
то так и скажите. Оставьте товар и уходите, пока охрану не позвала.
Забрал я свою пустую авоську и пошел куда глаза глядят. Ноги сами привели
в магазин, где до пенсии работал. Цены там тоже ого-го, однако мне уж и
покупать-то расхотелось. Заглянул просто так, штоб с Любкой своим горем
поделиться. Рассказал ей все как было. Она баба сердобольная, пожалела меня,
угостила как когда-то кружком копченой колбаски и бутылочку бормотухи
выставила. Выпил я, да видно слаб стал - захмелел сильно. Все канавы и ямы
брюхом обтер, пока домой добрался. Глянула на меня старуха и взъерепенилась.
"Где набрался, где шатался?" - очень сурьезно меня спрашивает. А я, знай,
помалкиваю, про себя думаю: "Как же, так я тебе и доложил. Шшас, разогнался".
А старуха никак угомониться не может, от бабьего любопытства так и вьется.
Прямо с ножом к горлу подступает, скажи, где был, да и все тут. Вижу, не
отцепится, пока не откроюсь. "Ну што заладила, где да где, - говорю. - В шопе
я был, понятно?"
Как сказал, она пуще прежнего взъярилась. "Оно и видно, охальник ты