"Александр Мень. У врат Молчания (Духовная жизнь Китая и Индии)" - читать интересную книгу автора

Теперь, когда у него появилось больше свободного времени, он посвятил
его углубленному изучению отечественной старины. Чем сильнее вызывала в нем
протест окружающая жизнь, тем большим ореолом окружал он седую древность,
времена легендарных царей. В народных сказаниях и одах перед ним оживало
идеальное царство, в котором властитель был мудр и справедлив, войско
преданно и отважно, крестьяне трудолюбивы и честны, женщины верны и нежны,
земля плодородна и обильна. Погружаясь в этот исчезнувший мир, Конфуций все
больше укреплялся в своих взглядах. Люди, по его мнению, страдают потому,
что в стране царит хаос. а для того, чтобы избавиться от него, следует
возвратиться к дедовским обычаям и порядкам. Но сделать это нужно
сознательно: каждый человек должен быть требовательным к себе, соблюдать
установленные правила и каноны; тогда лишь все общество исцелится от своего
недуга.
Это открытие Конфуций не собирался держать про себя. Ему было около
тридцати лет, когда он приступил к энергичной проповеди своего учения.
Вокруг него стали собираться молодые люди, его сверстники, видевшие в нем
наставника /4/. Он читал вместе с ними старинные рукописи, толковал тексты,
объяснял обряды. Он делился с ними своими мыслями о золотом веке, который
хотя и ушел давно в прошлое, но может быть воскрешен вновь.
Со своих слушателей Конфуций брал скромную плату, а впоследствии стал
жить на средства нескольких богатых учеников, предоставивших ему помещение
для "школы".
Когда Конфуция называли проповедником какой-то новой доктрины, он
горячо протестовал против этого: "Я толкую и объясняю древние книги, а не
сочиняю новые. Я верю древним и люблю их" /5/. Свою главную цель он видел в
"умиротворении народа"; только ради этого нужно знание заветов святых царей.


x x x

Таким образом, мы видим, что практические земные задачи занимали
Конфуция прежде всего. Он не задавался вопросами о смысле жизни, о Боге и
бессмертии. Его не волновали тайны природы и трагичность человеческого
существования. Главным для него было найти путь к спокойному процветанию
общества. Когда он говорил о Дао, то не подразумевал под этим словом ничего
непостижимого и таинственного. "Дао недалеко от человека: когда выбирают
путь, далекий от разума, это не есть истинное Дао" /6/. Дао в его устах
означало конкретный социальный и этический идеал, а не "туманное и неясное",
как у Лао-цзы.
Впрочем, это не означает вовсе, что Конфуций отрицал Высшее Начало. Оно
его просто мало интересовало, ибо казалось чем-то далеким и абстрактным. "От
учителя, - говорится в "Лунь юе", - можно было слышать о культуре и о делах
гражданских, но о сущности вещей и Небесном Пути от учителя нельзя было
услышать" /7/.
Вся его религиозность сводилась к требованию соблюдения обрядов и к
сознанию того, что от Неба зависит судьба его самого и его учения. Хотя
Конфуций уверял, что он в пятьдесят лет "познал веление Неба", - тут не было
речи о каком-то откровении. Он не считал молитвы необходимыми, потому что
представлял себе Небо в виде некой безликой Судьбы. "Небо безмолвствует"
/8/, - говорил он. И это не было Молчанием, о котором говорили мистики.