"Фантастика, 1975-1976" - читать интересную книгу автора (Сборник)МИХАИЛ ПУХОВ КАРТИННАЯ ГАЛЕРЕЯНебо было пусто. Лега не проползла еще и четверти дневного маршрута, и ее законное место в зените занимала сейчас изогнутая полоска Бетона. Бледный серп естественного спутника Беты очень напоминал бы облачко, если бы не четкость очертаний. Настоящих облаков на небе, как всегда, не было, и ничто там не появлялось, хотя все сроки давно истекли. Подобным дурным приметам следует верить - даже древние узнавали расположение богов по расположению звезд и другим небесным явлениям. Другое дело, что глазеть на небеса бессмысленно. Эволюция наделила человека прекрасным зрением, но и слухом она его не обделила. А когда придет “Лунь” - примем как аксиому, что это все-таки случится - грохот будет стоять такой, что даже камни на вершине Картинной Галереи услышат и, поколебавшись немного, не удержатся и покатятся сюда, вниз. Павлов перевел взгляд на шершавую поверхность скалы, и вовремя, потому что рейсфедер, провисевший под карнизом почти сутки после вчерашнего ужина, начал изготовление новой ловушки. Некоторое время Павлов следил, как рейсфедер, аккуратно переставляя волосатые лапы, совершает челночные рейды по выбранному участку скалы, кое-где оставляя после себя пятна черной смолы, запах которой должен завлекать местную живность на погибель. Конечно, невооруженным глазом Павлов не мог различить ни волосатых ног, ни черных блестящих капель - выручало воображение. Вот через час, когда точки сольются в линии, а линии - в силуэт, надо будет внимательно рассмотреть творение рейсфедера в бинокль и сделать снимки, если это действительно что-то оригинальное. Бесполезно угадывать смысл телеизображения по первым строкам развертки, если всего их несколько тысяч. Ровная треугольная стена Картинной Галереи уходила в бескислородное небо Беты на добрую сотню метров, почти сплошь покрытая тщательно выполненными рисунками, которые составляли ее единственное отличие от других скал, в беспорядке торчавших из причудливого леса. Рейсфедеры не отличаются общительностью, и ближе, чем на километр, они друг к другу обычно не приближаются. И как только самцы находят самок в брачный период? Но никто никогда не наблюдал, как рейсфедер покидает насиженную скалу и отправляется в опасное путешествие через мстительные заросли. А сейчас из леса, напоминающего склад колючей проволоки, появился Сибирин. Он подошел молча и остановился рядом с Павловым, похожий из-за скафандра на робота. – Ну как? - спросил Павлов. Он ничего не имел против своего напарника, но иногда его раздражала привычка того молчать, когда от него ждут информации. – Ничего нового, - ответил Сибирин. - Связи опять не было. Павлов ничего не сказал. Ракетобус “Лунь” снабжал планетные отряды экспедиции всем необходимым. Если бы он появился с опозданием на одной из центральных планет, где люди ходят в шортах и пьют воду из родников, ничего страшного не произошло бы. Но группа Бета находится, можно сказать, на привилегированном положении. – Я разговаривал с Базой, - сказал Сибирин. И опять замолчал. – И что? – А ничего, - сказал Сибирин. - Вершинин стартовал с Альфы согласно графику. Полет проходил нормально. А потом он не вышел на связь. – И все? – Ракетобус исчез уже где-то в нашем районе, - сказал Сибирин. - Радары с Базы обшарили все прилегающее пространство, но безрезультатно. А что они могли увидеть на таком расстоянии? – И Там думают, что “Лунь”… - начал Павлов. – Нет, - сказал Сибирин. - Возможно, у них авария двигателя. – А почему тогда нет связи? – “Лунь” - фотонный корабль, - объяснил Сибирин. - Отражатель и антенна у него совмещены. – Ясно, - сказал Павлов. - Хотя постой. Если “Лунь” находится в нашем районе и если у них просто авария двигателя, они могли бы добраться до нас на боте. – Безусловно, - сказал Сибирин. - Но Вершинин оставил бот на Альфе. Их орбилет стоит на профилактике, и горит программа исследования экзосферы. – Вершинин добр, - сказал Павлов. Он помолчал. - А что они еще сообщили? – Они посоветовали нам переходить на режим экономии, - сказал Сибирин. - Они выслали беспилотный грузовик, самый быстрый. Он прибудет через две недели. – А мы не можем выйти навстречу? Каждая планетная группа имела в своем распоряжении небольшой четырехместный орбилет, предназначенный для исследования верхних слоев атмосферы. Иногда орбилет использовался для встречи с ракетобусом “Лунь” на низкой орбите. Это происходило обычно при смене состава группы или в случаях, когда посадочный бот “Луня” по каким-либо причинам не функционировал. Например, когда Вершинин оставлял его на Альфе. – На нашем-то тихоходе? - спросил Сибирин. - А что мы можем? В крайнем случае добраться до Бетона. – Плохо, - сказал Павлов. - Две недели мы не протянем. – Что об этом говорить, - сказал Сибирин. - Чему быть,, тому не миновать. Глядишь, так и войдем в историю. С само го черного хода. Они замолчали. Странно, что так трудно поверить, что через неделю тебя не будет, подумал Павлов. Все слова Произнесены, все ясно, но воспринимать это как неизбежную реальность невозможно. Человек - великий логик, но в подобных обстоятельствах логика отступает на второй план, уступая место надежде. Возможно, это и к лучшему. Сейчас мы пойдем подготавливать материалы для тех, кто придет после нас, оформлять отчеты, излагать на бумаге последние мысли, писать прощальные письма и вообще делать все, что положено. Но поверить в это мы не поверим, пока не кончится кислород. – Кажется, один из нас в нее уже попал, - сказал Сибирин. Павлов повернулся к нему. Сибирин стоял, запрокинув голову, и смотрел в бинокль на вершину Картинной Галереи. Рейсфедер под карнизом исполнил примерно треть своего очередного шедевра. Различить что-нибудь на таком расстоянии было, конечно, невозможно. – Взгляни сам, - Сибирин протянул бинокль. На скале, как на фотографии, была изображена груда камней, бесформенных, кроме одного. Этот камень имел правильные полукруглые очертания и представлял собой на самом деле верхнюю часть головы человека в скафандре. Из-под щитка шлема блестели чьи-то глаза. Очередь носа еще не наступила. Иногда в поле зрения попадали волосатые паучьи ноги рейсфедера или его наспинный глаз, похожий на объектив фотокамеры. Рейсфедер входил в рабочий ритм. – Тогда это я, - сказал Павлов. - Он начал рисунок, когда ты еще не появился. – Разве это важно? – Механизмы восприятия у всех разные, - объяснил Павлов, - Для человека действительность -. это кинофильм, цветной, объемный и так далее. Для рейсфедера это скорее ряд медленно проявляющихся и медленно сменяющихся фотопластинок. Во время работы запись не может ни исказиться, ни стереться из его памяти. Сибирин кивнул. – Ясно. – Меня удивляет другое, - сказал Павлов. - Раньше он никогда не изображал людей. Почему это вдруг взбрело ему в голову? – Начинать никогда не поздно, - сказал Сибирин. - И не нужно приписывать животным человеческие мотивы поведения. “Что-то” может прийти в голову только человеку. – Спасибо за объяснение, - улыбнулся Павлов. - Пошли лучше к себе. Надо все привести в порядок, а ждать бессмысленно. Я наведаюсь сюда сделать снимки попозже. Некоторое время они шли через лес молча, внимательно следя, чтобы ветви колючих растений не повредили защитную ткань скафандров. Потом Сибирин вдруг засмеялся. – Что с тобой? - спросил Павлов. – Я вспомнил теорию Пратта насчет рисунков рейсфедера. По спине Павлова пробежал холодок. – Тебе повезло, если она несостоятельна, - добавил Сибирин. Когда люди Пратта, высадившиеся в системе Леги век назад, впервые увидели наскальные росписи Беты, они потратили немало времени и сил на розыски разумных обитателей планеты, прежде чем удалось выяснить, что автором рисунков является, по земным понятиям, обыкновенное насекомое, а сами рисунки представляют собой просто ловушки для других представителей фауны. На скалах изображалась обычно мелкая живность, преимущественно летающая, и это дало Пратту основание предположить, что рейсфедер рисует в каждом данном случае именно то животное, которое хочет заполучить к себе в сети. Что намеченная жертва, видя издали свое увеличенное изображение, принимает его за другое существо своего вида, хочет познакомиться с ним поближе и заканчивает жизненный путь в желудке хищника. – Несостоятельна - не то слово, - сказал Павлов, хотя это было понятно. - Бесспорно, часто так и бывает. Но Пратт считал, что рисунки рейсфедера оказывают на обитателей Беты гипнотическое воздействие, что они обладают магической притягательной силой. А это уже весьма сомнительно. – Насколько я понимаю, обратного тоже никто не доказал, - спокойно сказал Сибирин. Мистика, подумал Павлов. Человек странно устроен. Даже стоя на пороге неизбежной смерти, он боится всякой иррационалыцины. Все суеверны. Глупо. – Даже при всем желании я не смогу подняться на Картинную Галерею, - сказал он. - Так что все это вздор. – Мир полон тайн, - заключил Сибирин. - Но мы не умеем их рационально использовать. Например, рейсфедер. Мы определили химическую формулу его смолы и приготовили лучший в мире клей. Не лучше ли было приспособить рейсфедера как своеобразный живой фотоаппарат. Ведь его рисунки необыкновенно точны. – Верно, но ты не заставишь его рисовать то, что ты хочешь, - сказал Павлов. - А иногда он изображает вещи, которых вообще не существует. Оказывается, у него есть некоторая склонность к абстракции. – Что-то я о таком не читал. – Ты и не мог читать об этом, - сказал Павлов. - Сейчас я покажу тебе несколько фотографий. – Значит, тебя можно поздравить? - сказал Сибирин. - Определенно метишь в историю. Они приблизились уже к зданию станции, стоявшему на неширокой каменистой площадке среди леса. Станция была стандартная, двухместная, хотя при необходимости здесь могло разместиться и десятеро. Они подождали в тамбуре, пока давление выровняется. Потом, когда дверь отворилась, они сняли скафандры и вошлй внутрь, под купол. – Показывай, что ты там такое открыл, - напомнил Сибирин. – Сейчас. Купол станции был абсолютно прозрачен, только его восточный край был наглухо закрыт фильтром, предохранявшим не защищенные скафандром глаза от яркого сияния Леги. Прямо над головой парил узкий серп далекого Бетона. Павлов вытащил фотоальбом из ящика стола и открыл его на нужной странице. – Полюбуйся. С прекрасно выполненной черно-белой фотографии на них смотрело чудовище. Бесформенное, аморфное, бесхребетное, оно вытягивало неуклюжие щупальца, карабкаясь по странно гладким, лучистым, кристаллическим скалам, сверкающим зеркальными гранями. – Ты встречал на Бете что-нибудь подобное? – Нет. Хотя постой. Одна из предыдущих групп занималась здесь микробиологией. В их отчете есть очень похожие фотографии, - Сибирин засмеялся. - Но у рейсфедера нет микроскопа. Так что ты, видимо, действительно сделал открытие. Павлов медленно закрыл альбом и положил его на место. Потом он поднялся. – Эти рисунки я уже описал, - сказал он. - Делать мне больше нечего. Пожалуй, пойду сделаю снимки. Их ведь тоже надо описать. Сибирин внимательно на него посмотрел. – Знаешь что, - сказал он. - Все мы прекрасно понимаем, что это вздор. Что ты не сможешь подняться на Картинную Галерею, что рисунки рейсфедера не оказывают гипнотического воздействия на человеческий организм и так далее. Но мне будет спокойнее, если ты посидишь здесь. Я сам сделаю снимки. – Но мне здесь просто нечего делать. – Займись чем-нибудь, - сказал Сибирин. - Поработай пока на рации. Он пошел в тамбур. Павлов следил по контрольному пульту за его выходом. Потом повернулся к радиостанции и надавил клавишу с надписью “Местные линии”. – Здесь станция Бета, - сказал он. - Станция Бета называет ракетобус “Лунь”… Он повторил эту фразу несколько раз, переставляя слова, потом выждал положенные пять минут, снова повторил серию вызовов, опять подождал пять минут и еще столько же - на всякий случай. Потом он нажал клавишу с надписью “Центр”. С Базой, которая находилась на расстоянии миллиарда километров от Беты, двусторонней связи в обычном понимании быть не могло, потому что запаздывание радиоволн составляло примерно час. Поэтому связь строилась на принципе “диалога глухих” - База постоянно передавала соединенные в одно целое сообщения для удаленных планетных групп, и это выглядело как обычная передача последних известий. Если радистам Базы требовалось ответить на чье-либо донесение, они включали ответ на очередную сводку. В других случаях содержание программы не изменялось. Павлов, включив радиостанцию, очутился где-то в середине передачи, дослушал ее до конца, а потом с самого начала до того места, где он включился. Ничего нового по сравнению с тем, что передал ему Сибирин, Павлов не услышал. Тогда он выключил радиостанцию, потому что дверь тамбура отворилась. – Можешь меня поздравить, - сказал Сибирин, освободившись от скафандра. - Меня он тоже изобразил. Смотри. Павлов взял фотографию. Картина была написана тщательно, со всеми подробностями. На каменистой площадке среди валунов стоял человек в скафандре. Рядом сидел другой. Оба смотрели вверх, точно ждали, что из объектива невидимого для них фотоаппарата сейчас вылетит птичка. – Странно, - сказал Павлов. – Ты имеешь в виду ракурс? - спросил Сибирин. - Но он на нас так. и смотрел - сверху вниз. Меня лично больше радует, что я теперь тоже вроде как попал в историю. – Странно, - повторил Павлов, глядя на фотографию. - Я что-то не помню, чтобы ты сидел. – Я действительно не садился, - сказал Сибирин. -У меня нет такой привычки. Это ты сидишь. Я - вот он, стою. – Я? - сказал Павлов. - У меня тоже нет такой привычки. Кроме того, неужели ты не видишь, что это не мое лицо? – За скафандрами плохо видно, - сказал Сибирин. - Но на мое оно еще меньше похоже. Он смотрел на фотографию. Тот, кто стоял, был не он. А сидящий не был Сибириным. И у них обоих нет привычки сидеть на камнях под Картинной Галереей. Это были другие люди. Рейсфедер изображает действительность - когда это действительность - абсолютно точно. Ошибок он никогда не делает. Но другие люди не появлялись на планете уже четыре недели. Ни на самой Бете, ни даже в ее окрестностях. – Послушай, - сказал Павлов. - У тебя есть портрет Вершинина? – Где-то есть. Зачем он тебе понадобился? – Тащи его сюда, - сказал Павлов. Он смотрел на репродукцию наскального изображения. “Как мало мы знаем о животных! - думал он. - Даже о тех, с которыми сталкиваемся ежедневно. Что мы знаем об их органах чувств? Сибирин сказал, что у рейсфедера нет микроскопа. А вдруг ему и не нужен микроскоп? Вдруг он может видеть микроорганизмы так же отчетливо, как мы видим себе подобных?…” – Вот тебе Вершинин, - сказал Сибирин. - А вот его штурман Серов. Я захватил его на всякий случай. Павлов смотрел на фотографии. Он слышал дыхание Сибирина, который разглядывал их через его плечо. Ошибки быть не могло. – Да, - сказал Сибирин после непродолжительного молчания. - Именно такое рациональное использование я и имел в виду. Но… Я понимаю, что сверху ему виднее. Что он мог увидеть их оттуда, незаметных для нас, если они приземлились за скалами. Но почему мы тогда не слышали, как они садились?… Павлов ответил не сразу. Так уж мы устроены, думал он. Мы невольно приписываем животным человеческие мотивы поведения, наши мысли и наши чувства. И то, что некоторые змеи реагируют на тысячные доли градуса, а птицы ориентируются по магнитному полю, ничему не может нас научить. Мы судим о животных с позиций антропоцентризма. И слишком часто ошибаемся. – Иди готовь орбилет, - сказал он. - А я пошлю радиограмму на Базу. Мы летим на Бетон. Он посмотрел вверх. В синем прозрачном небе парил узкий серп спутника, огромная каменная пустыня, воспринимаемая человеческим глазом как маленькое бледное облачко с четкими очертаниями. На блестящем свежей смолой рисунке, похожем на чернобелую фотографию, снятую в необычном - вид сверху - ракурсе, четверо стояли обнявшись на каменной осыпи рядом с искалеченным космолетом и смотрели в зенит, задрав головы. Рейсфедер, поставив последнюю клейкую точку, отполз под верхний карниз Картинной Галереи и стал ждать, когда летающие животные, которых он так хорошо изобразил, придут в гости к своим отражениям. |
||||
|