"Крис Мэнби. Месть моя сладка " - читать интересную книгу автора

сказала Эмма, хихикая.
- Ну так что, все в сборе? - спросила Тиффани.
- Кроме одного, - сказала Эмма, - таинственного незнакомца для Эли.
Все как по команде уставились на меня. Я почувствовала, как щеки мои
залились румянцем - в тон моему платью.
- Ты брось эти штучки, Эмма! - с горячностью заявила я. - Можно
подумать, будто я только что овдовевшая индианка, которая должна либо выйти
замуж прямо не сходя с места, либо кинуться в погребальный костер усопшего
супруга. И вообще, в этой комнате я не единственная девица на выданье.
- Верно, - кивнула Эмма.
Она тоже еще не вкусила прелестей семейной жизни, хотя с Марвином роман
у нее был весьма затяжной. Они еще в колледже познакомились. Эмма сразу по
уши влюбилась в Марвина, который всегда был горазд на выдумку по части
совершенно невероятных костюмов. Идя на занятия, он мог вырядиться,
например, в малиновый бархатный пиджак в сочетании с желтыми замшевыми
туфлями на высоких каблуках. К сожалению, вскоре оказалось, что только в
этом и состоит его разительное отличие от остальных студентов.
В одну ужасную ночь по чувствам Эммы был нанесен страшный удар. Их с
Марвином пригласили на одну из тех студенческих вечеринок, где дозволено
присутствовать лишь "в двух предметах одежды", а при условии, что один из
предметов - шляпка, девушки всю ночь напролет получают выпивку бесплатно.
Эмма попыталась там его соблазнить. Однако, увидев надвигающуюся на него
Эмму в одном леопардовом купальнике, Марвин до того перепугался, что рыбкой
вынырнул из встроенного шкафа и кинулся наутек, словно за ним черти гнались.
Эмма, уязвленная до глубины души, не разговаривала с ним целых три дня.
Затем они помирились и, как ни странно, зажили душа в душу. Даже сообщили
всем о своем платоническом романе. С тех пор Эмму все считали девушкой
Марвина.
Эмма божилась, что после той кошмарной ночи навеки излечилась от любви
к Марвину, но я голову на отсечение не дала бы, что это так. Правда, дружки
с тех пор у нее то и дело заводились. На любой вкус. Приятной наружности, но
какие-то рыхлые. Внешне полные уроды, но зато натуры художественные. Богатые
выскочки. Бедные чудаки. Ни один из них особенно не задерживался, хотя
некоторые годами продолжали плакаться мне в жилетку, обвиняя в своих бедах
вероломно бросившую их Эмму. Было даже время, когда я пыталась причесываться
и одеваться, как моя подруга, в надежде на то, что кто-нибудь из отвергнутых
ею воздыхателей разглядит во мне подходящий объект для ухаживания. Считая
себя нескладехой и даже дурнушкой, я настолько привыкла оставаться
неприметной и никому не нужной, что целых полгода не замечала, что на меня
наконец обратили внимание.
- Между прочим, по тебе сохнет Дэвид Уитворт!
До сих пор помню, как Эмма ошеломила меня этими словами. Мы с ней
выпивали и мирно беседовали у стойки бара в "Ротонде". Причем в старой
доброй "Ротонде", к которой еще не прикасались руки новых владельцев, не
оставивших камня на камне от уютного заведения, которое мы так любили. В те
дни можно было преспокойно торчать у стойки бара, не опасаясь выколоть глаз
какой-нибудь дурацкой железякой, "украшающей" полку, на которой прежде были
расставлены пивные кружки. Как сейчас помню, что я стояла и неторопливо
потягивала эль, когда Эмма взорвала свою бомбу.
- Дэвид Уитворт? - изумилась я. - Но ведь он обручен!