"Катулл Мендес. Бессмертный " - читать интересную книгу автора

западню, - зачем же, отпустив, ее просили принести завтра все письма,
фамильные бумаги и тому подобные вещи, которые хранились у нее в сундуке
между театральными костюмами?
- Что ты об этом думаешь? - спросила моя прелестная подруга. -
Настоятельница, должно быть, сумасшедшая, у меня же нет никаких фамильных
бумаг.
- Э, кто знает! - отвечал л. - У тебя, конечно, нет правильных бумаг,
так как, моя прелестная роза, ты родилась на первом попавшемся шиповнике. Но
мне кажется, у тебя в чемодане есть пожелтевший сверток.
- Это сценарии пантомим и любовные записки.
- Все равно, и раз герцогиня Р. хочет посмотреть эти бумаги, покажи их
ей. Она полюбила тебя, а такими знакомыми не надо пренебрегать.
Утром следующего дня, когда она отправлялась к своей новой
покровительнице, я нежно поцеловал ее.
- Дорогая, - спросил я, - что ты сделаешь со мной, если когда-нибудь
станешь знатной дамой?
- Выйду за тебя замуж, - отвечала она.
Я чувствовал себя очень счастливым и доверчиво ждал того, что
непременно должно было случиться. Теперь можно сказать, что я решил
возвратить настоятельнице, монастыря Святой Розалии потерянного ребенка, так
долго отыскиваемого ею, и, вместе с тем, обеспечить моей возлюбленной и себе
хорошее состояние. Что было в этом дурного? Ровно ничего. Настоятельница
искала дочь, и хотя Фиорелла не искала матери, но все-таки могла спокойно
довольствоваться той, которую я ей назначил. Что касается средства,
придуманного, чтобы достичь этой цели, то оно было очень простым.
Я переслал настоятельнице таинственное письмо, указывающее на Фиореллу,
как на ее потерянную дочь. В письме ничего не утверждалось, но благородной
даме предлагали достать доказательства, которые, может быть, находились в
большом чемодане, куда Фиорелла имела обыкновение прятать свои костюмы. И я
был убежден, что они найдутся - сам поместил их туда; между другими бумагами
находилась исповедь, написанная перед смертью старой еврейкой,
рассказывавшая о похищении ребенка. Кроме того, в других бумагах приводились
обстоятельства и имена, которые должны были вызвать тем более глубокую
уверенность, что она не основывалась ни на чем положительном.
Можно было посвятить Фиореллу в тайну, но самая лучшая роль та, что
исполняется естественно. Я рассчитывал на голос крови, который заставлял
всех матерей любить своих детей, и наоборот.
Вечером Фиорелла не вернулась в театр. Импресарио получил довольно
большую сумму и письмо, где говорилось, что он никогда больше не увидит
девушку. Маленькая анонимная записка, принесенная монахиней, приглашала меня
явиться в монастырь на другой день.
Итак, я имел успех. Фиорелла перестала быть несчастной плясуньей и
стала дочерью богатой герцогини Р., а мне предстояла будущность - из
ничтожного расстриженного монаха превратиться в знатного господина, мужа
красавицы, который мог гордо раздавать милостыню бывшим друзьям.
Меня приняла сама настоятельница. У нее был суровый и в то же время
сияющий вид. Герцогиня заговорила со мною о Фиорелле без малейшего
стеснения, но очень серьезно. Она знала, говорила аббатиса, о моей любви к
ее дочери и что эта нежность не перешла границ целомудренной склонности.
Очевидно, мне неприлично было опровергать ее.