"Похмельная книга" - читать интересную книгу автора (Фохт Николай)

Глава 4. БЕЛАЯ РЕКА

Настроение: лирическое. — Время: круглый год. — Место: Россия. — Полезные сведения: никаких.

Течет река, впадает в море. В море входят тридцать три богатыря, волочат за собой дядьку Черномора. Богатыри идут молча, только сопение вырывается изпод усов, только железным позвякиванием пульсирует на животе кольчуга.

Богатыри идут не в Турцию — бредут они, чтобы не вернуться назад, чтобы слиться с кровавым закатом. Вскрикнет над безымянной могилой чайка, плеснет весло, вспенится водная гладь газовым пузырем, поднявшимся с маракотовой глубины. Суть подвига — неизвестна, зато отклик в сердцах перекроет рев Ниагары; зато, подражая богатырям, миллионы мужчин и женщин креативного возраста и средней мускулистости омоют ноги в Белой реке, зайдут «по шейку», с благодарностью воспримут полное погружение.

Поэт, как Чапаев с Петькой, рассекает воды Реки, успевая спеть песнь, нарисовать картину, поучаствовать в инсталляции. У Реки только один берег: не доплыть Чапаю, недорассказать Петьке последнего анекдота про Анку. Поэт, как Пушкин, стоит на берегу кипучей воды, уворачивается от брызг. Поэт хочет искупаться, но не подходит погода, да и нет состоятельной компании: а без денег и без компании — какое купание?

Я, кстати, знал одного поэта. Он приходил на стадион «Динамо» с полупрофессиональной «Ямахой» (жена тащила аккумулятор от разбитого соседского «Запорожца»). Его уважали за творчество. Было это давно, дело прошлое, но стихи остались:

Гуслями Баяна заливалась «Ямаха», стадион скандировал популярные песни «Прети вумен» и «От тайги до британских морей». Но однажды, не выдержав публичного одиночества, славы и упрека супруги по поводу зарплаты в 46 рублей, поэт без паруса и ветрил, вообще без какоголибо киля бросился в мутные объятия Белой реки и сгинул: где он теперь распевает свои гимны — безмолвствует ноздреватое небо. Река вернула только поэтово тело, оболочку былого триумфатора. А тело молчит. Я сижу на берегу — мокрый, запыхавшийся после очередного заплыва. Чудом спасся, но не успеет просохнуть именная фуражка пограничника на горячей голове — Река тянется к пучине, обратно.

Заповедный бор на берегу — медведи, суслики, можжевельник. Мы только что с могилы поэта, пригубить успели шесть бутылок сухого. Видели, как родная сестра великой поэтессы возложила цветы на могилку великого поэта — кто ж такое вытерпит на трезвую голову! Затем, конечно, было теряние в зарослях папоротника, заигрывание с вахтершами Дома творчества, попытка снять майку с целью загара — все это и привело на бережок, усыпанный пластмассовыми пробками, прошлогодними календариками, полиэтиленовое покрытие которых не смогла переварить даже насквозь отравленная подмосковная почва. Мы тогда думали, что сидим себе, говорим о стихах, напеваем песенку, закусываем белым хлебом кровь винограда. Мы заблуждались. Со стороны наше бодрствование выглядело так: Юрец давно уже лежал вниз лицом и тревожно молчал; Толик как ответственный виночерпий медленно сползал по влажной от росы траве к водоему, а я зацепился левой рукой за сук и в этом устойчивом положении единственный из всей компании наблюдал перелет уток в южные широты.

Белая река, белое братство, белое сестринство. Мне ностальгически жаль время, когда сухими выходили из этой Реки, я завидую гребцам на надувныхгалерах, которые без страха минуют пороги и подводные течения, уныривают из водоворотов, плюют на частых в этой местности харонов. Но время ушло, настала пора отваров из трав многолетних растений, время козьего молока и овечьего сыра. Товарищи приносят в дом зелень, жирную рыбу и дополнительные табуретки — стулья ломаются стремительно. По усталым лицам я понимаю, что год прожит не зря, урожай убран богатый, семьи разрослись на одного человека — в каждой. И только я, недавно ступивший на родную землю из дальнего маршрута, не способен не только прорастить зернышко ячменя, но и укрепить семью, доставить удовольствие жене, купить красную машину несостоявшемуся сыну, завязать бантик на пушистой головке зеленоглазой дочки. Но друзья есть друзья, они знают способ: лунным маем, дождавшись, когда рассада помидоров даст первые зеленые побеги, товарищи берут меня в Варшавские бани, кладут на полоки и растирают свежайшим квасом. Потом — в парилку. И после настоящего пара в предбаннике — порция непитьевого, с хреном и медом кваса. Всего несколько глотков — и силы возвращаются. Их хватит на многое, еще на очень многое. В общее отделение входят заботливо припасенные девушки, друзья вежливо покидают баню на трое суток…

Так в грезах происходит возрождение, полная реабилитация. Воды Белой реки омывают только берега ночных кошмаров. Плакучие ивы склоняются к прозрачной воде, лошади пьют из Реки забвения и дико ржут в ответ на заливистые трели соловья. По румяным щекам катятся слезывиноградины, над Рекой встает солнце, и чудится, мерещится очертание иного, второго берега…