"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

подслушивает ли кто-нибудь,- и, наклонившись к собеседнику, прошептал ему
на ухо:
- В душе старого Мерулы не угасла и никогда не угаснет любовь к
свободе. Только ты об этом никому не говори. Времена нынче скверные. Хуже не
бывало. И что за людишки-смотреть тошно: плесень, от земли не видать. А ведь
тоже нос задирают, с древними равняются! И чем, подумаешь, взяли, чему
радуются? Вот, мне один приятель из Греции пишет: недавно на острове Хиосе
монастырские прачки по заре, как белье полоскали, на морском берегу
настоящего древнего бога нашли, тритона с рыбьим хвостом, с плавниками, в
чешуе. Испугались дуры. Подумали - черт, убежали. А потом видят - старый
он, слабый, должно быть, больной, лежит ничком на песке, зябнет и спину
зеленую чешуйчатую на солнце греет. Голова седая, глаза мутные, как у
грудных детей. Расхрабрились, подлые, обступили его с христианскими
молитвами, да ну колотить вальками. До смерти избили, как собаку, древнего
бога, последнего из могучих богов океана, может быть, внука Посейдонова!..
Старик замолчал, уныло понурив голову, и по щекам его скатились две
пьяные слезы от жалости к морскому чуду.
Слуга принес огонь и закрыл ставни. Языческие призраки отлетели.
Позвали ужинать. Но Мерула так отяжелел от вина, что его должны были
отвести под руки в постель.
Бельтраффио долго не мог заснуть в ту ночь и, прислушиваясь к
безмятежному храпу мессера Джордже, думал о том, что в последнее время его
больше всего занимало,-о Леонардо да Винчи.
Во Флоренцию приехал Джованни из Милана, по поручению дяди своего,
Освальда Ингрима, стекольщика, чтобы купить красок, особенно ярких и
прозрачных, каких нельзя было достать нигде, кроме Флоренции.
Стекольщик-живописец, родом из Граца, ученик знаменитого страсбургского
мастера Иоганна Кирхгейма, Освальд Ингрим, работал над окнами северной
ризницы Миланского собора. Джованни, сирота, незаконный сын его брата,
каменщика Рейнольда Ингрима, получил имя Бельтраффио от матери своей,
уроженки Ломбардии, которая, по словам дяди, была распутной женщиной и
вовлекла в погибель отца его.
В доме угрюмого дяди рос он одиноким ребенком. Душу его омрачали
бесконечные рассказы Освальда Ингрима о всяких нечистых силах, бесах,
ведьмах, колдунах и оборотнях. Особенный ужас внушало мальчику предание,
сложенное северными людьми в языческой Италии, о женообразном демоне - так
называемой Белобрысой Матери или Белой Дьяволице.
Еще в раннем детстве, когда Джованни плакал ночью в постели, дядя
Ингрим пугал его Белой Дьяволицей, и ребенок тотчас утихал, прятал голову
под подушку; но сквозь трепет ужаса чувствовал любопытство, желание
когда-нибудь увидеть Белобрысую лицом к лицу.
Освальд отдал племянника на выучку монаху-иконописцу, фра Бенедетто.
Это был простодушный и добрый старик. Он учил, приступая к живописи,
призывать на помощь всемогущего Бога, возлюбленную заступницу грешных. Деву
Марию, св. евангелиста Луку, первого христианского живописца, и всех святых
рая; затем украшаться одеянием любви, страха, послушания и терпения;
наконец, заправлять темперу для красок на яичном желтке и молочном соку
молодых веток смоковницы с водой и вином, приготовлять дощечки для картин из
старого фигового или букового дерева, протирая их порошком из жженой кости,
причем предпочтительнее употреблять кости из ребер и крыльев кур и каплунов,