"Д.С.Мережковский. Тайна Запада: Атлантида - Европа" - читать интересную книгу автора

Востока" привели меня к "Тайне Запада", многие - к одной. Запад - закат,
конец дня; день человечества - всемирная история; тайна Запада - тайна
Конца.
"Я есмь Альфа и Омега, начало и конец", - говорит Неизвестный, ибо кто
сейчас неизвестнее, чем Он? Тайна Востока и Запада - тайна одна одного
Неизвестного.


IV

"Книга эта - письмо в бутылке, брошенное в море с тонущего корабля, -
может быть, не только России, но и Европы", - писал я, пять лет назад (D.
Merejkovsky. - Les mysteres de l'Orient, 1927, Paris, p. 9. - Д.
Мережковский. - Тайна Трех, 1925, с. 9). Найдено ли кем-нибудь письмо, или
все еще плавает в море?


V

"Только что Европа едва не погибла в первой всемирной войне, и вот, уже
готова начать вторую. Ничто не изменилось после войны, или изменилось к
худшему" (Д. Мережковский. - 63). Это сказано тогда же, пять лет назад, и
тогда могло - может и теперь казаться преувеличеньем. Но изменилось ли, в
самом деле, что-нибудь к лучшему за эти годы, отдалилась ли возможность
второй войны? Все, что в этом смысле сделано, выражается одним легким и
успокоительным словом: "стабилизация". "Стабилизация" - значит
восстановление нарушенного войной равновесия, укрепление расшатанного,
починка сломанного, но отнюдь не в духовном, внутреннем, а только в
материальном, внешнем строении послевоенной Европы, и притом, с необходимой
предпосылкой, что внешнее достижимо без внутреннего, материальное - без
духовного: как бы ни шатался, ни распадался дух, - только бы тело было
крепко, - равновесие восстановится, потому что вещество первее духа; не дух
господствует над веществом, а вещество - над духом: такова метафизика
"стабилизации".


VI

Воля к миру и надежда на прочный мир как будто входят в самое понятие
"стабилизации", потому что если мира не хотеть и на мир не надеяться, то
зачем, казалось бы, восстанавливать сегодня то, что сметено будет завтра
новой и уж конечно неизмеримо более разрушительной войной?
Может быть, искренняя воля к миру, ужас войны, отвращение к войне
существуют действительно на поверхности, в "дневной душе" послевоенной
Европы; но чем дальше вглубь, в "ночную душу", тем ощутительнее то, что
можно назвать притяжением второй войны. Кажущийся "мир" - может быть, на
самом деле, только перемирие - все больше напоминает еще зеркальную, но уже
неодолимо влекущую, с еще далеким, но уже постепенно приближающимся гулом
водопада, речную гладь Ниагары.