"Вейо Мери. Шофер господина полковника " - читать интересную книгу автора

леском. В низине песок был коричневый, мелкий, а на мысу обычная дорожная
щебенка, где много гладких камешков, похожих на миндаль и бобы. Они
шелестели под машиной и закапывали друг друга. Справа от дороги -
кооперативная лавка с большим двором, предназначенным для хранения,
например, трех бочек бензина в его конце, на подставке: две на боку, одна
стоймя.
Между бочками и кооперативной лавкой пылил пятидесятиметровый песчаный
пустырь, примерно на полтора метра выше дороги, спускавшейся к берегу. На
полутораметровом склоне были устроены каменные ступени и рядом проложена
дорожка. По другую сторону дороги стоял ветхий киоск с крыльцом. На крыльце,
на скамейках сидели люди в самом худшем возрасте - трое мальчишек и три
девчонки, пятнадцати-шестнадцатилетние озорники: белые резиновые тапочки,
синие джинсы, рубашки карамельной расцветки, красный и синий мопеды. На углу
киоска цветная реклама кока-колы, и рядом, у Двери, кинореклама,
черно-белая, как страница газеты, с громадным портретом Аниты Экберг. Анита
Экберг отдавалась в черных перчатках до самых плеч. Ее руки казались ногами
в черных чулках. У Аниты всего было вдоволь, так что все другое случалось за
ее спиной, кроме того, что с ней самой случалось. Это, известно, совсем
другое дело, чем то, что изображалось на кинорекламе. На кадрах у нее все
было, как у королевы Кристины. Но в настоящей жизни, во время печатания
рекламы, ей выпадало много куда более приятных дел: она ела, купалась и
надевала чистую сорочку, сидела в качалке и курила, обнимала мужа и гладила
его по голове. Ее глаза провожали тебя, куда бы ты ни шел. Она глядела и
махала обеими руками. Ее рука была красива, как бедро Мерилин, и столь же
тонка. Фильм был выпущен прошлым летом. После этого случилось многое, о чем
здесь ничего не знали. В стране правили социал-демократы, Мобуту властвовал
в Конго, и чего только не произошло в мире.

ПОЛКОВНИК ЗАСТАВЛЯЕТ СЕБЯ ЖДАТЬ

Мыс был шириной двадцать километров, и такой же длины песчаное низкое
побережье, откуда видно было далеко окрест простым глазом. Нигде нельзя было
спрятаться, разве только в машине. На лесистых берегах и заросших островках
ничего не видно, если не осветишь себя бенгальскими огнями или не пустишь
ракету. Дачи были так запрятаны, что их выдавал лишь покрашенный белым
флагшток да пристань или отблеск окна, когда ветер захлопывал его.
В конце мыса устроена пристань - сколоченный из толстых досок настил,
напоминающий пол в комнате. По двум боковым сторонам - надежные перила и
скамьи. В уголке пристани было сложено пять кирпичей. Они рассказывали много
разных историй, кто хотел, мог присвоить их, выслушав все до единой. Может,
кирпичи были единственным багажом какого-то несчастливца, последней его
собственностью; запоздалый отблеск озера остановил его здесь, и тогда он
заметил, что был богаче без этих кирпичей. Озеро простиралось во все
стороны, но больше вправо - туда оно тянулось проливом километра два в длину
и полкилометра в ширину, в конце которого открывалась необозримая водная
гладь. Противоположный берег был виден, но это была только черта, за которую
не могло зайти солнце.
Пелтола сидел против солнца. Оно не давало ему смотреть. То было время
года, когда солнце вовсю пользовалось своей властью и показывало это
каждому, как пьяный полицейский. Оно светило в упор и высвечивало женские