"Вейо Мери. Шофер господина полковника " - читать интересную книгу автора

Паасикиви. Это лучший из президентских памятников Финляндии, он неожидан:
здесь Паасикиви не сжимает кулаки на книге законов или на столе. У него
тросточка, которой он постукивает по плоской плите под ногами.
Бульвар, заводы, круг объезда, собственные дома, перед которыми на
полметра живая изгородь, розы, флагшток, велосипед и просыхающая на веревке
одежда.
Какие-то удивительные волокнистые белые хлопья реяли в воздухе. Пологие
холмы отбрасывали тени на поля, и там, где лес редок, мелькали ослепительно
желтые места, свет заливал все, что там было. В лесу пахла смола, на лугах -
скошенное сено. Косы были воткнуты в землю там и тут. Тени деревьев спали
поперек дороги и слегка пошевеливали ветвями. Тени много медлительнее, чем
отбрасывающие тень: стоит быстро помахать рукой, тень и не шелохнется.
В Вяяксу Пелтола очутился на песчаной дороге. В машину начал течь
песок, и слышно было, как постукивали камешки.
Слева появилось кладбище с тенистыми деревьями. Там были старинные
высокие и современные низкие каменные надгробия. Даже с дороги можно было
легко прочесть имя: Юрьо Саари. Человека не было, но имя его осталось на
земле, и так прочно, что оно сохранится и тогда, когда земля станет луной.
На взгорье Пулккила устраивали кемпинг. Машины были отогнаны в лес. Из
них соорудили четыре кресла, на которые ложились отдыхать, когда ходьба и
купание утомляли тело. Полные мужчины и женщины в шортах двигались между
деревьями к берегу, который был всего в пяти метрах от них. Они готовились к
поездке весь год и жили в ожидании этой радости.
По обе стороны взгорья сквозь редкий лес открывалась широкая озерная
гладь. Дальние леса казались такими маленькими, что если б сунуть их в топку
плиты, то они провалились бы сквозь решетку в поддувало. В озерах шла волна.
Над озером слева стояло солнце и пыталось превратить движение воды в чистый
блеск. Но этот блеск разбивался на широком просторе вдоль длинных волн.
Правостороннее озеро попало в немилость. Там буксир тащил, казалось,
утопленную черную баржу. На носу баржи стоял мужчина, или женщина, или оба
вместе, такие крохотные, что умереть на месте от отчаяния, если б оказаться,
таким крошкой. Позади буксира и баржи солнце освещало далекий берег желтым.
Это была всегда желанная золотая земля. Всегда она была так далеко, что едва
туда доберешься, солнце уже успевает сесть; в черных домах, выстроенных из
обугленных стволов, смолили больных, дети гасили светлячков в черном лесу, и
молоденькие девушки чернили брови углями из печи. Там было здание или
оранжерея, откуда мерцал, как звезда, красноватый свет.
Когда на пути в Америку, миновав Ньюфаундленд, попадаешь на материк,
видишь мерцание с земли чуть не до самого неба, что показано на рекламной
карте в виде сверкающих серебром и золотом звезд. Они все время загораются и
гаснут. Это гальванизированные крыши зданий. (Пелтола был в Соединенных
Штатах восемь дней с экскурсией продавцов, оплаченной фирмой, желавшей
пресечь разные слухи и произвести впечатление на конкурентов и покупателей.
Фирма осуществила это с помощью Америки. Единственным, у кого остался
наглядный след поездки, был Валтонен. Как-то вечером он пошел к входу на
танцплощадку подмигнуть девушкам. Только успел он сказать "good morning"*,
подошел янки и стал молотить его кулаками по лицу. Когда бьет янки, он бьет
страшно сильно и не трясет кулаком перед глазами, чтобы посмотреть, есть ли
в них рефлексы. Под глазами Валтонена было черно, сломан нос, разбита правая
челюсть, кровоподтеки по всему лицу. Со всех экскурсантов взяли клятвенное