"Проспер Мериме. Аббат Обен (Новеллы)" - читать интересную книгу автора

молодой человек, хоть у него густые брови дугой и большие черные глаза,
как у предателя из мелодрамы. Прошлое воскресенье он говорил нам
проповедь; для провинциальной проповеди - довольно недурно, и притом точно
на заказ: что "несчастие является благодеянием промысла, очищающим наши
души". Пусть так! В таком случае мы должны быть благодарны честному
маклеру, который пожелал нас очистить, похищая у нас наше состояние. До
свидания, моя дорогая. Привезли мой рояль и груду ящиков. Иду получать их.
P.S. Я распечатываю письмо, чтобы поблагодарить тебя за подарок. Все
это слишком роскошно, чересчур роскошно для Нуармутье. Серая шляпка мне
очень нравится. Я узнаю твой вкус. Я надену ее в воскресенье к обедне:
вдруг окажется какой-нибудь коммивояжер, который сможет ее оценить. Но за
кого ты меня принимаешь, посылая мне романы? Я хочу быть особой серьезной,
да я такая и есть. Разве у меня нет на то веских причин? Я буду учиться. К
моему возвращению в Париж через три года (мне будет тридцать три года,
боже правый!) я хочу быть Филаминтой [героиня комедии Мольера "Ученые
женщины" (1672)]. По правде говоря, я не знаю, каких книг у тебя
попросить. Чем ты мне посоветуешь заняться? Немецким или латынью? Было бы
очень приятно читать "Вильгельма Мейстера" в подлиннике или "Сказки"
Гофмана. Нуармутье - самое подходящее место для фантастических сказок. Но
как научиться немецкому в Нуармутье? Латынью я бы занялась охотно, потому
что я нахожу несправедливым, что ее знают только одни мужчины. Мне хочется
брать уроки у нашего кюре...



2

Она же к той же
Нуармутье, ...декабря 1844

Тебя это удивляет, но время идет быстрее, чем ты думаешь, быстрее, чем
думала я сама. Что больше всего поддерживает мое мужество, так это
малодушие моего господина и повелителя. Право же, мужчины ниже нас. Его
подавленность, его avvilimento [упадок духа (итал.)] переходят границы
дозволенного. Он встает насколько может позже, уезжает верхом или на охоту
или же отправляется в гости к скучнейшим людям - нотариусам или
королевским прокурорам, которые живут в городе, то есть в шести милях от
нас. Надо его видеть, когда идет дождь! Вот уже неделя, как он начал
"Мопра" [роман Жорж Санд, напечатанный в 1836 году], и все еще на первом
томе. "Лучше хвалить себя, чем хулить других". Это одна из твоих пословиц.
Поэтому я его оставлю и скажу о себе. Деревенский воздух полезен мне
бесконечно. Чувствую я себя восхитительно, и когда гляжу на себя в зеркало
(что за зеркало!), то нахожу, что мне нельзя дать тридцати лет; и потом я
много гуляю. Вчера мне удалось свести Анри на берег моря. Пока он стрелял
чаек, я читала песнь пиратов из "Гяура" [песнь пиратов есть не в "Гяуре"
Байрона, а в его поэме "Корсар"]. На берегу, у морских волн, эти
прекрасные стихи кажутся еще прекраснее. Наше море не может сравниться с
морем Греции, но в нем есть своя поэзия, как во всяком море. Знаешь, что
меня поражает в лорде Байроне? Это то, что он видит и понимает природу. Он
говорит о море не потому, что едал палтуса и устрицы. Он плавал; он видел