"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу автора

и не имею права вежливо сказать:
- Послушайте, я вас совершенно не уважаю. Научили вы за свою жизнь хотя
бы одного человека чему-нибудь полезному, доброму, хорошему? Ведь в том, что
вы мне говорите, нет ни одной мысли, это все бутафория...
Ничего подобного я ей, к сожалению, не сказал, а вместо этого вяло
спорил с ней, и она умело ловила меня на словах, придавливая каменными
формулировками.
Она добивалась от меня, чтобы я признал свои ошибки.
- Вам следует усвоить, товарищ Охотников, - говорила инспекторша, - что
ваши педагогические эксперименты приводят к пагубным последствиям. И чем
скорее и точнее вы их проанализируете публично, тем легче вам будет
освободиться от них.
Я сказал, что не понимаю, от чего мне надо освобождаться.
- Ни для кого не секрет, - сказала она, - что известная часть нашей
молодежи заражена нигилизмом. Школа несет полную ответственность за это. Вы
же, товарищ Охотников, вместо того чтобы бороться с неустойчивыми
настроениями в своем классе, будируете их.
- Чем? - спросил я.
- Во-первых, вы вернули учащимся написанные ими сочинения без оценок,
тем самым дав им недвусмысленно понять, что вы считаете работу подобного
рода оши-бочной.
- Но я действительно так считаю! - сказал я.
Инспекторша продолжала, перекатываясь через меня, как океанская волна
через камешек:
- Сочинения, которые вы сочли ошибочными, помогли бы вам не только
разобраться в грамотности учащихся, но и позволили бы вам, как воспитателю,
кратчайшим путем ознакомиться с настроением класса, с его моральным уровнем
и домашними условиями, то есть со всем тем комплексом, который так необходим
хорошему воспитателю.
Я смотрел на нее вылупив глаза. Мне казалось, что этого не может быть -
и ее не может быть, и всего того, что она говорит, не может быть.
- Во-вторых, - продолжала она, - вы поставили ученику десятого класса
завышенную оценку за работу, которая содержала серьезнейшие ошибки. Я имею в
виду работу Геннадия Мещерякова о Чернышевском. В этом классе у вас вообще
идейный разброд.
Она сделала паузу, всматриваясь в мое окаянное лицо.
Инспекторша ждала объяснений.
Мне нужно было объяснить ей так непосильно много, что я не мог этого
одолеть и молчал.
Она посмотрела на свои часы, огладила свою прическу, черты ее лица
расположились в том порядке, который в результате должен давать улыбку.
- По-моему, мы с вами отлично побеседовали, - сказала инспекторша. -
Примите мой дружеский совет: свое выступление на коллективе изложите в
письменной форме. Это поможет вам внутренне собраться и дисциплинировать
себя. Хотелось бы, чтобы ваше выступление послужило поводом к большому
разговору...
Она поднялась, отвратительно приветливая, непобедимая, и пошла к
дверям, громко, как солдат на параде, стуча своими дамскими каблуками. Мне
захотелось, чтобы она споткнулась о порог и растянулась на полу. И не
потому, что я желал ей зла, - я страстно мечтал в ту минуту, чтобы она была