"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автора

было совместимо с христианским Откровением. Никакая новая философия и не
могла стать плодом столь искусственного соединения. Как будто
противоположный взгляд, более отвечающий классической оценке Адольфа
Харнака, высказывает Х.А.Вулфсон, книга которого "Философия отцов Церкви"
изображает мысль отцов как "своего рода переплавку христианских верований в
форму некоторой философии, [что] тем самым произвело также христианскую
версию греческой философии" (4). Наконец, монументальный труд Клода
Тремонтана "Метафизика христианства и рождение христианской философии"
решительно защищает мнение об историческом существовании христианской
философии, которую отцы последовательно отстаивали от угрозы эллинского
синтеза. Эта христианская философия подразумевала основополагающие
утверждения о творении, единстве и множественности, знании, свободе и так
далее, несовместимые с эллинизмом - и философия эта, в своей основе,
библейская. "С точки зрения метафизики, - пишет он, - христианскую
ортодоксию определила ее верность метафизическим началам, обретенным в
библейском богословии"(5). Следовательно, если греческие отцы были
ортодоксальны, то они не были, в собственном смысле слова, "греческими". В
самом деле, в нынешней исторической и богословской литературе нет более
двусмысленного, более неоднозначного термина, чем "эллинизм". Так, Георгий
Флоровский неоднократно превозносит "христианский эллинизм", понимая под
таковым традицию восточных отцов как противоположность средневековой мысли
на Западе (6), но он, в основном соглашаясь с Тремонтаном, усматривает
полнейшую несовместимость греческой философской мысли с Библией, особенно в
таких основополагающих вопросах, как творение и свобода (7).
Действительно, умозаключения Тремонтана и Флоровского выглядят в основе
своей верными, а вот обычных штампов, которыми слишком часто пользуются,
рассуждая о характере патристической и византийской мысли - типа
превозносимого "христианского эллинизма", или "эллинизации христианства",
или восточного "платонизма" в противоположность западному "аристотелизму", -
лучше было бы избегать.
Более конструктивный и уравновешенный подход к нашему вопросу состоит в
изначальном различии между системами древнегреческой философии - системами
Платона, Аристотеля или неоплатонизма - и отдельными концепциями или
терминами в христианстве. Использование греческих концепций и греческой
терминологии было неизбежно: не существовало иного средства общения и связи
и, к тому же, это было необходимым шагом в направлении освоения
христианского Евангелия с тем миром, в котором оно появилось и в котором ему
предстояло распространяться. Но тринитарная терминология у каппадокийских
отцов и ее позднейшие приложения к христологии в халкидонскую и
послехалкидонскую эпохи ясно показывают, что такие понятия, как ousia,
hypostasis или physis, обретают совершенно новые и значения, когда их
употребляют вне контекста Платоновой или Аристотелевой систем, в которых эти
концепции были рождены. Три hypostases, соединенные в одной "сущности"
(ousia), или две "природы (physeis), объединенные в одной hypostasis, не
могут быть составляющими ни Платоновой, ни Аристотелевой системы мышления.
Более того, они подразумевают новые персоналистские (и, следовательно, не
эллинистические) метафизические предпосылки. К тому же, троичный и
христологичный синтезы отцов-каппадокийцев должны были бы заниматься совсем
другим набором задач и произвести совсем иные понятия, не будь среда, в
которой действовали каппадокийцы и аудитория, к которой они обращались,