"Николас Мейер. Вам вреден кокаин мистер Холмс ("Шерлок Холмс") " - читать интересную книгу автора

воспоминания сами по себе не лишены интереса, и я собираюсь включить их в
последующие издания в качестве приложения.) Памятуя о том, что ссылки внизу
страницы отвлекают читателя, я старался избегать их насколько возможно. В
тех случаях, где они совершенно необходимы, я стремился сделать их как можно
проще и понятнее.
В остальном я оставил все как есть (доктор Ватсон - опытный рассказчик
и не нуждается в моей помощи, за исключением тех случаев, когда я поддался
соблазну подправить тот или иной неловкий оборот, сам доктор, несомненно,
сделал бы это), все в точности так, как было записано с его слов.

Николас Мейер

Лос-Анджелес
30 октября 1973 г.


Вступление

Многие годы я имел счастье быть свидетелем уникальной работы моего
друга мистера Шерлока Холмса по целому ряду расследований, которыми ему
приходилось заниматься в качестве частного сыщика, а также иногда оказывать
посильную помощь и вести летопись событий. По сути, в 1881 году*, когда я
описал наше первое совместное дело, мистер Холмс был, как он сам говорил,
единственным в мире частным детективом. Впоследствии положение существенно
изменилось в лучшую сторону, и сегодня, в 1939 году, сыщики-консультанты
процветают во всех цивилизованных странах, сотрудничая с полицией или
действуя в одиночку. С удовольствием должен отметить, что многие из них
используют способы и приемы, которые мой друг разработал очень давно, - хотя
и не все достаточно благородны, чтобы отдавать должное его гению.
______________
* "Этюд в багровых тонах", написанный доктором Ватсоном по горячим
следам, оставался неопубликованным вплоть до 1887 года, когда он увидел свет
в "Рождественском ежегоднике" Битона за подписью-псевдонимом А. Конан Дойль.

Как я всегда старался подчеркнуть, Холмс жил уединенно. В некотором
отношении его стремление к одиночеству было даже эксцентрично. Он всегда
казался холодным, суровым и отрешенным от мира сего - только думающей
машиной, неподвластной прозе повседневной жизни. В действительности этот
образ был полностью делом его собственных рук. Однако Холмс вовсе не
старался заставить думать о себе подобным образом ни своих друзей, которых у
него было немного, ни своего биографа. Он стремился убедить в этом прежде
всего самого себя.
За те десять лет, что прошли со дня его смерти, у меня было достаточно
времени поразмышлять над особенностями его личности и прийти к выводу (я
всегда это безотчетно понимал), что Холмса обуревали самые обыкновенные
человеческие страсти.
Открытость чувствам была одной из сторон его натуры. Он всячески
старался их подавить, прилагая неимоверные усилия. Несомненно, Холмс считал
чувства излишней роскошью, слабостью и был убежден, что они могут помешать
точности, требовавшейся в его профессии, а этого-то он ни в коем случае не