"Джеймс Мэйо. Акулья хватка " - читать интересную книгу автора

морские просторы, поджидая возвращения Эндрюса. Худ дождался, пока тот
прошел вдоль палубы и срылся в каюте Лобэра, затем метнулся вниз, бросил
отпечаток ключа в спичечный коробок и сунул его в носок своей второй пары
туфель. В коридоре никого не было. Он незаметно прошмыгнул к каюте Эндрюса,
заглянул в неё и проскользнул внутрь.
Стояла кромешная тьма. Он включил свет.

9

Худ оказался в царстве вырезок. Первое, что бросилось ему в глаза, -
бесчисленные фотографии, словно цветистый ковер украшавшие стены каюты. Они
пестрели повсюду, цветные и черно-белые, маленькие и большие, в рамках и
без рамок, с каждой из них на него смотрела девушка в корсете.
Худ озирался в поисках хотя бы одной фотографии обнаженного тела, или,
по крайней мере, торса. Но безуспешно. Ни на одной нельзя было увидеть
обнаженный сосок или девичью грудь. А тем более голые ягодицы или бедра.
Разве что на стене, к которой примыкала койка Эндрюса, висел забавный
плакат. На нем в полный рост красовалась фотомодель, чьи чулочки
защелкивались подвязками в форме мужской ладони, а затененный просвет между
ногами сладко манил своей недосказанностью.
"- Ну, вообще-то, в этом есть резон, - подумал Худ. - Эти застенчиво
сжатые бедра, дразнящие припухлости ягодиц, эти тщательно выбранные позы
стыдливой добродетели выглядят куда сексуальнее, чем изображения голых
бюстов и мохнатых треугольников, не дающие простора воображению. Если есть
время воображать, конечно".
Более того, все эти задраенные в корсет сладкие королевы служили
только фоном, призванным оттенять блистательный и залитый лучами слепящих
прожекторов мир товаров и услуг, который они рекламировали.
Определенно, Худ не мог считать себя знатоком по этой части. Женские
корсеты в его жизни занимали не большее место, чем в жизни большинства
мужчин. Но стоя в этой каюте, он мог себе признаться, что девочки вокруг
него предлагали такое разнообразие форм и такой широкий спектр сексуальной
изобретательности, с которыми ему вряд ли когда-либо суждено столкнуться
вновь. Некоторые из них были довольно незатейливы, другие при всем параде,
одни сверкали каким-то немыслимыми застежками, другие - ажурами, как сыр
"Бри". Над подушкой, где отдыхало ухо Эндрюса, висела маленькая журнальная
вырезка из старого номера "Квик", которая легко бы поместилась в дамскую
сумочку, сверни её в рулончик. На фоне некоего изделия, именуемого "Сладкой
парочкой", плыл витиеватый призыв: "Ваша "Сладкая парочка" - ваша судьба".
"- Да уж, - думал Худ, - так со "Сладкой парочкой" и обретешь покой и
славу; правда, куда потом деваться от толпы обожателей, которые начнут
обивать порог твоего дома?"
Отключившись от созерцания марева тел, Худ констатировал, что каюта у
Эндрюса маленькая и грязноватая. На полу перекатывались три пустые пивные
бутылки. Неподалеку валялись скомканные французские газеты. На шкафу
стопкой возвышались картонные коробки, пылилась обувь, треснувшая цветочная
ваза и прочее барахло. Худ заглянул внутрь. Там висела какая-то одежда,
внизу стояли несколько пар старомодных ботинок на шнурках, на полках лежали
рубашки, белье, наглаженные белые кителя Эндрюса и два женских корсета.
Внутри одного из них чернилами было написано "Зарубин". Зарубин? Худ