"Густав Майринк. Человек в бутылке (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

плотно прижав лицо к стеклу, довольно долго что-то разглядывал в глубине
паланкина и вдруг, как безумный, закрыл лицо руками, словно увидел что-то
ужасное, упал на колени и стал рвать на себе волосы. Потом вскочил и с
такой скоростью завертелся в бутылке, что его фигура за кривыми стеклянными
стенками слилась в один светлый трепещущий лоскут.
А публика ломала себе голову, что там случилось с "дамой в паланкине";
об этом оставалось только гадать, так как из-за тени ничего, кроме бледного
лица, прижатого к стеклу дверцы и неподвижно глядящего на бутылку, не было
видно.
- Но в чем же смысл этого зловещего кукольного представления? -
спросило шепотом Синее домино и боязливо прижалось к Юнкеру Гансу.
Взволнованные маски приглушенными голосами обменивались впечатлениями.
- Какого-то буквального смысла пантомима, конечно, не имеет - лишь те
вещи, в которых нет ничего надуманного, сугубо рационального, могут найти
скрытый ход к человеческой душе, - выразил свое мнение Саламандр, - и как
есть люди, которые при одном взгляде на водянистую секрецию бескровных
трупов со стоном наслаждения содрогаются в оргазме, точно так же есть и...
- Короче говоря, ужас и эротика растут от одного корня, - прервала его
Летучая мышь, - но поверьте, я вся дрожу как в лихорадке, меня душит
невыносимый кошмар, от которого я никак не могу освободиться; он облепляет
меня толстым слоем какой-то инфернальной ваты. Это что, тоже от пантомимы?
Нет, это исходит от князя Дараша-Кога. Почему у него такой подчеркнуто
безучастный вид? И лишь иногда его лицо передергивает странный тик!.. Здесь
происходит что-то ужасное, и, что бы вы ни говорили, вам не убедить меня в
обратном.
- Известное символическое толкование всего этого я тем не менее могу
дать, а то, что ты сейчас сказала, только подтверждает его, - вмешался
Меланхтон. - Разве не олицетворяет собой "человек в бутылке" заключенную в
нас душу, которая бессильна что-либо сделать, вынуждена наблюдать, как
нагло забавляются чувства - марионетки - и все с роковой неизбежностью
тонет в омуте растленного порока.
Громкий хохот и аплодисменты прервали его.
Судорожно царапая ногтями горло, Пьеро скорчился на дне бутылки. Потом
вскочил и в безумном отчаянии стал указывать то на свой широко раскрытый
рот, то наверх, на пробку, - и, наконец, повернувшись к публике, умоляюще
сложил руки.
- Он хочет пить - еще бы, такая огромная бутыль - и ни капли
шампанского! Эй, марионетки, ну-ка, дайте ему прополоскать глотку, -
крикнул кто-то из зрителей.
Все засмеялись и захлопали в ладоши.
Пьеро подпрыгнул, разорвал на груди свой белый костюм, сделал какое-то
судорожное движение и во весь рост рухнул на дно.
- Браво, браво, Пьеро, великолепно; da capo, da capo1, - ликовала
толпа.
Но так как человек в бутылке не шевелился и никак не реагировал на
крики "бис", аплодисменты постепенно стихли, и общее внимание обратилось к
марионеткам.
Они по-прежнему стояли в тех же неестественных позах, только теперь в
них ощущалось напряжение, которого раньше никто не замечал. Казалось, они
ждали чьей-то реплики.