ГЛАВА XI

Медленно тянулась пятница. Алэну сказали, что Марта Солсбери сдалась. На деле это выражалось в том, что она ходит взад-вперед по комнате, стараясь пережить пятницу.

Ни одна душа не знала, по каким делам ездил в тот день Чарлз Солсбери. Он делал их спокойно, без излишнего шума. Дела, сопряженные с огромными убытками.

Марта не вышла к Алэну Дюлейну, да и сам Солсбери постарался видеться с ним накоротке. От страшного напряжения отец был раздражителен и где-то подсознательно чувствовал, что этим самым лишь усугубляет царящее в доме отчаяние. Но ничего не мог с собой поделать. Перед вечером, когда Алэн уходил от Солсбери с обиженным лицом и высоко задранным носом, у последнего мелькнула мысль: «Бедный мальчик». Но эта мысль мучила его недолго.

В девять часов вечера Солсбери велел подать машину и сам сел за руль. Он не думал, чтобы сыщики, которых Алэн называл своими людьми, следили за их квартирой. И тем не менее приложил все свое непрофессиональное умение, чтобы это проверить. Он пришел к выводу, что за домом никто не наблюдает.

Слова, нацарапанные карандашом на клочке коричневой бумаги, таинственно запрятанном в складках мягкого шарфа Кэтрин, четко врезались в его память. В них была его надежда. Он точно помнил, что ему велено сделать, и намеревался выполнить все инструкции. Он будет честен, и уж теперь ничего не случится по его вине.

Он действовал в одиночку. Одна Марта была посвящена в тайну. Деньги, старые банкноты, как ему велели, он засунул в конверт, адресовал его Смиту и положил незапечатанным рядом с собой на сидение. Он хорошо рассчитал время и за несколько минут до условленного часа свернул в жилые кварталы города. Он вел машину медленно, осторожно, строго выполняя все правила, — не дай Бог случится непредвиденная задержка.

И вон он едет и едет вперед, крепко стиснув зубы и собрав все свои силы. Нужно все выполнить так, как приказано.

Своими собственными усилиями. Если она жива — все зависит от того, будет ли он послушен. Если нет — какая разница, когда натравить на них полицию? А сейчас необходимо усыпить ум, чувства, воображение. Беспрекословное подчинение — и ничего более.

Но если все пройдет гладко и в течение восемнадцати часов она, как обещано в записке, будет дома, как только его девочка очутится дома, он им покажет. Обрушит на них громы, молнии, закон, — все, что в его силах, выкурит их из любой норы, пусть на это потребуется сто лет. Но только не сейчас. Он запрет это до поры до времени под замком с семью печатями.

Солсбери свернул на Ван Кортленд Парк и очутился на довольно-таки свободной авеню. Теперь на север, уверенно и спокойно, в туннель под главной магистралью. (Предстоит левый поворот, хотя до него еще мили две. ) Он затормозил на красный свет и стал в который раз перечитывать записку, не ту, написанную на бумаге, а отпечатанную в его мозгу.

Мелькнула тень. Повернулась ручка правой дверцы. Могучее плечо, низко пригнутая голова в черной повязке, будто в собственной тени...

— Ты Солсбери? — спросил неестественный фальцет.

Он не смог кивнуть — окостенела шея.

— Да, — а сам подумал: «Человек Алэна? Нет, нет». — Пожалуйста, не задерживайте меня, — ни слишком учтиво сказал он.

— Это деньги? — пропищал голос. Рука в коричневой перчатке завладела деньгами.

— Не трогайте!

На физиономии никаких выпуклостей. Все туго стянуто черной повязкой. Вместо профиля — дуга. Рука с деньгами, голова, плечо ловко вывернулись. Хлопнула дверца.

Солсбери пришел в себя, лежа поперек переднего сидения, голова болталась где-то снаружи. Машина на крайней правой дорожке стремительно сорвалась с места и свернула вправо. Быстро растаяли во мраке красные огоньки.

Из машины, которая, как он понял, только что подъехала сзади, высунулась женщина.

— Что-нибудь случилось? — бодрым голосом поинтересовалась она. За рулем сидел мужчина.

— Не знаю. Не знаю, — мямлил Солсбери.

Она спрятала голову. Потом, выполняя роль посредника, спросила:

— Может, подтолкнуть?

— Нет, благодарю вас. Не надо.

Машина дала задний ход и на мгновение застыла как вкопанная. Потом со свистом пронеслась слева, и красные огоньки исчезли вдали.

Солсбери сел за руль. Придется подождать: зеленый свет уже погас. Когда он загорелся снова, Солсбери медленно поехал вперед.

Он терялся в догадках. Больно уж все необычно. К чему теперь выполнять указания? И все-таки свернул куда надо. Нашел эту железную ограду. Прошел вдоль ее бетонного основания до десятой по счету от ворот пики. Никакого послания в указанном месте не было. Поиски оказались безрезультатными.

Плохой это знак или хороший? — он этого не знал. Как и то, справился ли он со своим заданием. Если они все так замыслили с самого начала, тогда их молчание не просто жестоко — оно недоступно человеческому пониманию.

Марте он скажет, что не потерял надежды. А у самого жуткие опасения. Может, с самого начала им принято неверное решение? И с кем это он старался быть таким скрупулезно честным?

На квадратном клочке бумаги было нацарапано карандашом: «В течение восемнадцати часов». Ночью Солсбери еще верили. Кто, спрашивали они друг друга, мог знать, где деньги, кроме самого автора записки? И подбадривали друг друга: «Ну конечно же. Так и должно быть».

Вместе с рассветом просветлялось и у них на душе. В десять утра, в субботу, они даже выпили немного вина, чтобы легче перенести эти предстоящие полдня, самые для них мрачные. Она должна прийти. Должна позвонить...