"Сергей Михайлов. Наркодрянь (Серия "Спецназ")" - читать интересную книгу автора

мысль о подставке.
И тут же понял: именно такая мальчишеская самодемонстрация самым
категоричным образом перечеркивает подозрения. Профессионал обязательно
будет скрывать ключевые способности, если и высветит их, то лишь в деле,
только после раскрутки, даст Надеждину лакомый кусочек, чтобы тот сам
старался, тянул и радовался своему достижению.
- А все же я без образования, дилетант, можно сказать. Не смущает?
- А я тебя натаскаю, - твердо пообещал Сергей.
- Сдам в ученье одному мастаку. Такой же уникум, как ты, только старый
спец, еще тех времен.
- И как долго будет продолжаться "процесс учебы"?
- Месяца три. Все это время будешь получать ученический оклад.
- Да-да-да, что ты там шептал об окладе? Работенка-то грязноватая и не
без риска,
- Деньги хорошие, я обещаю. А еще квартира, машина - все за казенный
счет. Да что там, - Надеждин махнул рукой досадливо. - Сам бы пошел -
должность не позволяет. И засвечен я в городе.
- А все же я должен основательно обмозговать.
- Мозгуй, - Надеждин поднялся и достал бумажник. - Вот мой телефон,
позвонишь завтра часикам к двадцати. Скажешь "да" -договоримс о встрече, а
если "нет" - считай, что никакого разговора не было. Это сто тысяч - чтоб
мозговалось легче, но напиваться не советую.
Вечером следующего дня Мелешко позвонил и сказал: "да", а еще через
день Надеждин повез его на смотрины к самому Федоту Федотовичу Груберу.


3


Федота Федотовича Грубера, старейшего инспектора в Южанском МУРе,
многолетний - со времен расказачивания и аж до времен "борьбы с
космополитизмом" - начгормил Ефим Аронович Гольдман характеризовал так:
"ходячий антиквариат, отец российских филеров и вообще - редкое мурло".
"Мурло" в лексиконе Гольдмана означало величайшую похвалу, а уж
кто-кто, а Ефим Аронович на всякие словопочитания был еще более скуп, чем
на деньги.
Свою блистательную карьеру Грубер начал еще в золотые времена
"величайшего гения и вождя", но, к чести своей, политикой никогда не
занимался и работал исключительно с уголовщиной. Правда, как знать,
предложили бы перейти на работу в НКВД - и куда бы делся? Но не
предложили, милицейский бог помиловал, пекся всетаки о ценных кадрах.
Дело свое Федот Федотович знал. Был строг, иногда крут, но справедлив.
Короче, доработал до положенной пенсии в почете и уважении. И "блатные"
уважали и побаивались. Мог бы и еще работать - с места никто не гнал, - да
только никак Грубер не мог принять новых веяний. Вот раньше как бывало:
мог накрутить срок на полную катушку, а мог и скостить. Только по совести:
я к тебе по-людски, и ты не гоношись. А вот как можно скостить или, более
того, вообще замять дело за взятку, этого Федот Федотович так и не понял.
Не мог брать деньги - и все тут. А такая манера в последние, перестроечные
годы в Южане ком утро, мягко говоря, вышла из моды.