"Николай Григорьевич Михайловский. Штормовая пора " - читать интересную книгу автора

в мотор. Самолет загорелся и упал; лед не выдержал его тяжести и
проломился.
Помнится, Трипольский, к которому так внезапно пришла слава героя,
был до того смущен, что посылал всех писателей и журналистов за
материалами к комиссару своего подводного корабля.
Интересно было теперь с ним снова повидаться.
...В самом конце пирса, как бы маскируясь под его стенками,
притаилась флотилия торпедных катеров. Они особенно лихо действуют в
Рижском заливе и у финских берегов, где проходят важные коммуникации
противника. Что ни день - приходят известия об успешных атаках нашими
катерами вражеских кораблей.
Днем торпедные катера покачиваются у пирса, и на них не видно никаких
признаков жизни. Только с наступлением сумерек на палубах этих маленьких
кораблей появляются люди в кожаных костюмах, в русских сапогах, в глухих
кожаных шлемах. Снимают чехлы с пулеметов. Все тщательно проверяют:
оружие, приборы управления, моторы "гоняют" на разных режимах. Глухим
воркующим гулом наполняется гавань, а когда все готово, слышатся резкие
свистки, и катера один за другим выходят в море на поиск конвоев
противника.
А вот и плавучая база подводных лодок, где должен быть Трипольский.
Будто детеныши к матери, прижались к ее бортам короткие и узенькие
"малютки", "щуки" с выпуклостями по бортам и, наконец, самые большие
крейсерские лодки.
Лодки приходят сюда с моря, принимают на борт торпеды, соляр и снова
идут "на охоту" за немецкими транспортами и боевыми кораблями в Финский и
Рижский заливы, в Ботнический залив и к берегам Германии.
Поднимаюсь на борт плавбазы. Рассыльный провожает меня в каюту
Трипольского. Всегда спокойный и чуть даже флегматичный, массивный и
широкоплечий, он сейчас в каком-то необыкновенно взвинченном состоянии.
- Извините, у меня дела, - говорит он, обращаясь ко мне. - Оставьте
ваши координаты, если будет что-нибудь для печати, я с вами свяжусь.
Я выхожу из каюты Трипольского с неприятным осадком на душе и думаю -
что произошло? Ведь каких-нибудь полтора года назад, когда он командовал
подводной лодкой, у нас были добрые и даже приятельские отношения. Теперь
он командует целым дивизионом. Неужели это так изменило его?
Нет, не похоже, чтобы простой, скромный Трипольский зазнался. Скорее
всего, он чем-то расстроен. Да, нелегко приходится нашим балтийским
подводникам. Нигде на других морских театрах войны нет такой плотности
минных заграждений, как в Финском заливе. Нигде нет такого множества
природных препятствий в виде банок и отмелей, островов и шхер.
При всех этих трудностях нашим подводникам не хватает боевого опыта.
Они еще только начинают привыкать к настоящим атакам, маневрированию в
боевых условиях, уклонению от преследования вражеских кораблей, взрывам
глубинных бомб...
На следующее утро я снова пришел в Минную гавань и случайно встретил
на пирсе Трипольского. Он был так же мрачен и неприветлив. И все же отвел
меня в сторону и сказал доверительно, словно ожидая совета или сочувствия:
- Исчезла лодка. Командир Абросимов - знающий, толковый, а вот ушел,
и, что называется, след простыл...
- Нельзя ли за ним послать корабль или подводную лодку? - спросил я.