"Владимир Михайлов. Тогда придите, и рассудим ("Капитан Ульдемир", книга вторая)" - читать интересную книгу автора

Владимир Михайлов.

Тогда придите, и рассудим

-----------------------------------------------------------------------
"Капитан Ульдемир", книга вторая.
Н.Новгород, "Флокс", 1993 ("Избранные произведения" т.2).
OCR spellcheck by HarryFan, 16 November 2000
-----------------------------------------------------------------------


1

...потом створки съехались со звуком, с каким прозрачная волна набегает
на белый раскаленный песок пляжа, когда солнце поет и нет сил
шевельнуться, даже открыть глаза, когда сам ты стал и солнцем, и песком, и
морем, и вселенной, истекающей бездумным счастьем бытия. Холодный
служебный свет, отсеченный дверью, остался в коридоре, куда только что
вышла женщина, держа в руке что-то мерцающее и невесомое, как лучи звезд,
- то, в чем она сколько-то времени назад вошла сюда, ко мне, неожиданная,
словно принесенная на руках моего желания и тоски. Тоски по ней? Не знаю;
сейчас я могу уверенно сказать - да! Но еще за мгновение до того мне
представлялось другое лицо и другие линии; теперь они не то чтобы исчезли,
но как-то совместились с новыми, растворились в них, а имя, столько раз
произносившееся мною в моем двойном одиночестве,
временно-пространственном, - имя это оказалось и в том, и в другом
измерении так же далеко, как и сама планета Даль.
Женщина ушла, но осталась здесь, и перед моими закрытыми глазами все
еще стоял ее силуэт в прямоугольнике раздвинутых створок, а телом еще
ощущалось ее тепло, а обонянием - запах, светлый запах весеннего рассвета,
а слухом - невесомое ее дыхание и какие-то слова, те, что не оседают в
словарях, но, словно молнии, рождаются и гаснут, блеснув единожды и
ослепительно, слова, не выражавшие мыслей, - мысль есть лишь отражение
жизни, - но сами бывшие жизнью, естественные, как шелест лесов и плеск
воды; а зрением все еще воспринимался тяжелый блеск в ее глазах,
казавшийся отсветом древних костров, у которых сидели трое: Она, Он и
Любовь. Хотя на деле то был, наверное, отблеск шкал репитеров на переборке
моей каюты, но в те мгновения я не стал бы глядеть на них, даже покажи они
конец света... Она ушла, но все мои чувства крепко держали ее, все до
единого, потому что любое из них непременно для счастья. И память тела, и
другая память тоже, со странной точностью вновь повторявшая кадр за
кадром: как раскатились неожиданно створки, хотя я был у себя, а дверь
отзывалась только на мой шифр; как вошла Она. Именно так воспринял я ее в
тот миг: Она - хотя мне были прекрасно известны ее имя и должность и место
по любому из корабельных расписаний, точно так же, как мне известно (и
должно быть известно) все о каждом, кто только есть на борту. Не могу
сказать, что я встал навстречу ей; меня подняло, и толкнуло, и опустило на
колени, и заставило поцеловать край того, мерцавшего, что было надето на
ней. Не было удивления: удивляются мелочам, перед стихией преклоняются
безмолвно; и не было ни одного разумного слова, как не бывает их в