"Сергей Владимирович Михалков. Пассаж в Пассаже (Невероятное происшествие)" - читать интересную книгу автора

врача?
Иван Матвеич. Вздор! Какого врача! Как он до меня доберется? И как
потом отсюда выберется? Вздор! А о слабительном не может быть и речи...
Семен Семеныч. Друг мой, а как... как же ты питаешься? Обедал ты
сегодня или нет?
Иван Матвеич. Не обедал, но пока сыт. Впрочем, добродушный хозяин
решил, что будет на всякий случай каждое утро просовывать в пасть крокодила
изогнутую металлическую трубочку, вроде дудочки, через которую я мог бы
втягивать в себя кофе или бульон с размоченным в нем белым хлебом. Дудочка
уже заказана по соседству, но полагаю, что это излишняя роскошь. Я по горло
сыт идеями, которые меня тут озаряют. Стоит только закрыть глаза, идея уже
тут как тут! Только запоминай, потому что записывать не на чем и нечем. Ты
еще здесь?
Семен Семеныч (мрачно). Здесь.
Иван Матвеич. Что ты делаешь?
Семен Семеныч (с раздражением). Что я могу тут делать? Слушаю тебя и
диву даюсь.
Иван Матвеич. Друг мой, сделай мне одолжение: справься завтра в
какой-нибудь естественной истории, сколько лет живут крокодилы? Помнится
мне, что до тысячи лет, но я мог ошибиться, смешав крокодила с каким-нибудь
другим ископаемым. Справишься и сообщишь мне, когда придешь навещать
следующий раз. Выполнишь мою просьбу?
Семен Семеныч. Неужто ты тысячу лет в крокодиле просидеть задумал?
Иван Матвеич. Видно будет. Я же теперь с ним почти одно целое.
Семен Семеныч. А если он тебя переварит?
Иван Матвеич. Видишь ли, я одет в сукно, а на ногах у меня сапоги, так
что он не сможет меня быстро переварить. Сверх того, я, как видишь, живой и
потому сопротивляюсь перевариванию - время от времени меняю положение,
верчусь с бока на бок, ибо понятно, что не хочу обратиться в то, во что
обращается всякая пища, так как это было бы слишком для меня унизительно. Но
боюсь одного...
Семен Семеныч. Чего ты боишься?
Иван Матвеич. Сукно моего сюртука да и сапоги могут в конце концов
просто истлеть за временем. И тогда я, оставшись без одежды, несмотря на все
мое негодование, начну, пожалуй, и перевариваться и хотя днем я этого ни за
что не допущу и не позволю, но по ночам, во сне, когда воля отлетает от
человека, меня может постичь самая унизительная участь какого-нибудь
картофеля, блинов или пельменей. Такая идея приводит меня в бешеней во. Но
до этого еще, слава богу, далеко.
Семен Семеныч. А если...
Иван Матвеич. Во всяком случае, надо кому-либо из людей государственных
подать мысль: увеличить поставку заморских сукон и кожи, которые крепче
наших отечественных. Обязательно подкину эту мысль политическим
обозревателям наших ежедневных петербургских газет. Пусть прокричат.
Надеюсь, не одно это они у меня теперь позаимствуют...
Семен Семеныч (вскакивает со стула, начинает бегать по помещению).
Нет... горячка... горячка... Что он мелет? (Остановившись.) Иван Матвеич! Я
тебя не узнаю! В своем ли ты уме? Не лишился ли ты рассудка в недрах
крокодиловых?
Иван Матвеич. Наоборот, мой рассудок свеж, как никогда! Я мыслю ясно и