"Сергей Михалков. Илья Головин " - читать интересную книгу автора

эстетско-снобистскую оценку творчества некоторых композиторов. Я об этом сам
буду говорить в своем выступлении, которое я приготовил. Но эти мои ошибки
были ошибками сугубо творческого, теоретического порядка. Моя точка зрения
на советскую музыку, на советское искусство была, есть и останется нашей
точкой зрения на советское искусство!
Мельников. Совершенно верно. Ваша точка зрения на наше искусство нам
хорошо известна. С этой точки зрения вы делали все для того, чтобы доказать,
что такого искусства вообще не существует, а если оно в какой-то мере и
существует, то о нем нельзя говорить иначе, как свысока, с пренебрежением,
то есть именно так, как вы и говорили.
Залишаев. Где я говорил? Когда?
Мельников. Везде и всегда! Особенно там, куда вы наезжали со своими
докладами и лекциями по "сугубо творческим теоретическим вопросам". Я читал
стенограммы.
Залишаев. Возможно... Возможно... Я, как человек увлекающийся, мог
заблуждаться. Я принимал участие в дискуссиях, спорил, отстаивал то, что мне
казалось наиболее значительным и интересным... Но я боролся, боролся за все
то новое, что могло, на мой взгляд, поднять значение советского искусства в
самом широком понимании этого слова...
Мельников. И против всего нового, что поднимало значение этого
искусства в нашем советском, партийном понимании этого слова... Да! Я не
отрицаю, вы боролись. И в своей борьбе с нами вы всеми правдами и неправдами
пытались добиться такого положения, когда каждое слово, каждое ваше мнение -
напечатанное или сказанное с трибуны, сказанное громко, сказанное шепотом,
вполголоса, мимоходом, где-нибудь, в каком-нибудь коридоре или по
телефону, - могло бы опорочить, унизить и даже уничтожить того или иного из
нас, того, кто все свои творческие силы хотел отдать и отдавал своему
народу, кто пытался увидеть в жизни самое главное.
Залишаев. Против вас я не выступал. Я не был почитателем вашего
таланта, мне казалось, что вы несколько...
Мельников. Не будем сейчас обсуждать мое творчество.
Залишаев. Хорошо. Не будем. Я хочу только сказать, что в печати я
против вас не выступал.
Мельников. Не обо мне сейчас речь. А что касается вас, то вы никогда не
верили в наше искусство! Вам по душе было нечто иное. И статьи свои вы
писали хотя и по-русски, но с тем же акцентом, который звучит иногда до
радио из-за океана.
Залишаев. Это бездоказательно! Нет, нет! Так нельзя! Вы порочите
советскую критику!
Мельников. В данном случае я говорю только о вас и о подобных вам.
Залишаев. Я люблю и всегда любил подлинное национальное искусство! У
меня есть свидетели.
Мельников. Нет! Вы его не любили. Ведь не ради любви к нему вы
поднимали свистопляску вокруг имени Головина, который сбился с пути, по
которому шел, с единственного пути, который ведет к сердцу народ! Вы
подхватили его под руки и начали подталкивать туда, где бы ему рукоплескали
наши идейные враги. Вы хотели его отнять у нас, его - Головина, который со
всеми своими заблуждениями - наш, а не ваш Головин! Вы хотели его отнять у
нас, но мы его вам не отдадим! Не отдадим, Залишаев! Да он и сам за вами не
пойдет, потому что он советский человек, советский художник, потому что он