Янка Мавр ТВТ или рассказ о том, как пионеры восстали против власти вещей и удивили весь мир, как они научились видеть то, чего не видят другие, и как Цыбук добывал очки.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Толя пулей влетел в дом, будто за ним гнались четыре собаки.

– Что с тобой? – испугалась мать.

– Ни одной тройки нет! – крикнул он и начал торопливо рыться в своих книгах., Мать в ужасе всплеснула руками.

– Ни одной?! Совести у тебя нет!..

– Во! – торжественно произнес Толя и протянул матери табель.

Мать грустно развернула его, но лицо у нее сразу посветлело, и она сказала радостно:

– Да тут, кажется, все хорошо, а ты пугаешь.

– Почему пугаю? – удивился Толя. – Посмотри: ни одной тройки!

Действительно, в табеле ученика 5 класса Анатолия Беспалова не было ни одной тройки: все четверки и даже одна пятерка. На сердце у матери стало совсем легко.

– А я подумала: если уж и троек нет, так дело, вид но, совсем плохо. От тебя всего можно ждать, – ласково проговорила она.

Толя гордо улыбался, будто совершил невесть какой подвиг.

– Пока только одна пятерка, – сказал он, – а потом будет больше.

Расчувствовавшись, мать хотела было обнять сына, но тот увернулся и поскакал на одной ноге к своему окну.

– А папа как рад будет! – сказала мать. – Вот если бы еще и у Нины все было хорошо! Не знаешь, как у нее?

– Хоть и не так, как у меня, но двоек нет.

– Ну вот и хорошо! Все хорошо, – радостно суетилась мать. – А где же она?

– Идет где-то там…

Толя схватил книгу и занял свою обычную позицию у окна. Собственно говоря, ее лучше было бы назвать необычной: Толя сидел, задрав ноги на подоконник, и при этом пользовался не всеми четырьмя ножками стула, а только двумя задними.

Он все время раскачивался на этих ножках, а часто даже старался удержаться на них, не прикасаясь к подоконнику. Что и говорить, упражнение было довольно рискованное: в любой момент Толя мог так хлопнуться затылком об пол, что надолго вышел бы из строя. Но зато это было очень интересно. Толя высчитал, что таким образом он мог уже продержаться полторы секунды, а ведь в дальнейшем можно достигнуть и какого-нибудь рекорда.

Но это еще не все. Был еще соблазн продержаться на одной ножке. Эта штука – куда сложнее. Тут уж не только нельзя снимать ног с подоконника, но нужно держаться за него и руками. Однако Толя надеялся, что когда-нибудь, пусть хоть лет через десять или сорок, он сумеет продержаться несколько секунд не только без рук, но даже и без ног.

Но стул, как видно, совсем не собирался участвовать в мировых рекордах. Он жалобно скрипел, а сиденье весьма выразительно стремилось отстать от задних ножек. Два винтика, что соединяли их, совсем расхлябались: один высунул голову из дырочки, а другой уже собрался совсем выскочить.

Но Толя на все это не обращал внимания. В коридоре хлопнули двери и послышались медленные и какие-то неровные шаги. В комнату вошла сестра Нина.

Подошла, прихрамывая, к дивану и опустилась на него со слезами на глазах.

– Что случилось? – с тревогой спросила мать.

– Не могу больше! – простонала Нина и начала расшнуровывать ботинок.

– Что такое?

– Гвоздь всю ногу исколол. Вчера еще кое-как терпела, а сегодня – не могу.

Нина сняла ботинок, потом чулок.

Мать взглянула на ногу: подошва сбоку до крови была расцарапана гвоздем.

– Что ж ты молчала?

– Это как-то не сразу… Сначала я не обращала внимания.

– Помой, возьми да завяжи… И чулок совсем новый. порвался, вздохнула мать.

Она взяла ботинок, просунула руку, долго щупала.

– Ничего нет!

– Он тут, сбоку, – показала Нина.

Пощупала мать в том месте – и пожала плечами.

– Да нет тут никакого гвоздя!

– Дай я, – сказала тогда Нина. Она уверенно взял ботинок, пощупала, поискала – и удивленно опустил руки.

Нет гвоздя – и все тут!

– Толик! – обратилась мать к сыну. – Посмотри, что тут такое: гвоздь изранил всю ногу, а найти его никак не можем.

– Тоже мне проблема! – пренебрежительно сказа Толя, раскачиваясь на своем стуле.

– Да ты подойди, погляди сам.

Толя неохотно расстался со своим стулом и, насмешливо улыбаясь, подошел к дивану. Взял ботинок, засунул руку, долго возился…

Насмешка исчезла с его лица.

– Ну, что? – Теперь уже Нина говорила насмешливо.

– Подожди, тут что-то не то, – растерянно буркнул Толя. – Покажи ногу.

Осмотрел: нога действительно поцарапана гвоздем. Тогда Толя приложил подошву ботинка к подошве ноги, чтобы точно узнать место, где должен был быть гвоздь.

– Смотри ты, какой хитрый! – заметила мать, довольная смекалкой сына.

Но Нина вдруг отдернула ногу и покатилась со смеху.

– Чего тебя разбирает? – сердито крикнул Толя. Держи ногу!

– Да так же выходит наоборот! – сквозь смех проговорила Нина.

– И правда, наоборот выходит! – засмеялась и мать, обрадованная сообразительностью дочери.

– Ничего смешного тут нет, – сурово произнес Толя. – Я и сам это знаю. Я только сначала захотел примерить так. А теперь попробуем иначе.

Он поставил ботинок рядом с ногой подошвой вниз. Потом усердно начал ощупывать стельку и наконец победно воскликнул:

– Есть!

– Где? Покажи! – заинтересовались мать и Нина. – Как же он мог до крови натереть, если его самого так трудно нащупать?

К Толе сразу же вернулось чувство собственного достоинства. С важным и авторитетным видом он объяснил:

– Стелька с краю оторвалась и загнулась, как пружина, и гвоздь высовывается только тогда, когда сильно надавишь. А вы надавить не догадались.

Попробовала мать, потом Нина – действительно, так оно и есть.

– Надо бы как-нибудь поправить, загнуть гвоздь, что ли, – проговорила мать. – Может ты, Толик, попробуешь?

– Сапожному делу я не учился, – пренебрежительно ответил Толя.

– Неужели это такая хитрая штука – гвоздь загнуть.

– Смотря где и какой. С молотком до этого гвоздя не доберешься, не пристукнешь его. А у сапожника и рашпиль есть и всякие там приспособления.

Подумала мать и увидела, что и в самом деле одним молотком ничего тут не сделаешь. Сидит гвоздь где-то далеко и глубоко – как по нему стукнешь?

– Придется отнести к сапожнику, – вздохнула она. – Возьми, Толя, занеси.

– А что, она сама не может? – огрызнулся тот. – Все я да я!

– Так у нее же, видишь, какое дело…

– А разве она ляжет в постель и не будет ходить? У нее ведь есть старые ботинки!

– Ну, ладно, ладно, я сама отнесу! – вмешалась Нина. – Как-нибудь без него обойдусь!

– Тем лучше, – согласилась мать. – Пока отец придет обедать, ты и вернешься.

Нина собралась и пошла.

А Толя вернулся на свое место и снова взялся за чтение, вернее сказать, за упражнение на ножках стула.

… Нина вышла на улицу, прошла один квартал и остановилась у двери, над которой была вывеска: "Обувная мастерская союза кожевников".

Вошла, сунулась было со своим ботинком, но ей сказали:

– Мы шьем только новую обувь, а в ремонт не берем. Для этого есть специальные мастерские, ремонтные.

Вышла Нина и не знает, куда идти. Хотела вернуться назад, спросить, но не осмелилась. Постояла, подумала и медленно побрела по улице, рассматривая вывески.

Прошла одну улицу, вторую – нет ремонтной мастерской да и только! Начала приглядываться, у кого бы это спросить, и все никак не могла осмелиться: тот слишком важный и серьезный, этот чем-то озабочен, у того вид очень строгий. А когда, наконец, обратилась к одной доброй женщине, та ласково ответила:

– Не знаю, детка!

Долго бродила Нина, пока набрела наконец на ремонтную мастерскую.

Работало там много мастеров, но еще больше был заказчиков. То ли мастерских не хватало в городе, или день такой попался, но целая очередь выстроилась к тому мастеру, который принимал заказы.

Пришлось и Нине стать в очередь. Стоит и чуть не умирает с голоду. Уже придя из школы, она захотела есть, а теперь вон сколько времени прошло и неизвестно еще сколько пройдет. А дома, наверно, уже обедают…

Но и дома дело с обедом усложнилось. Отец, придя домой, как всегда спешил. Вечно у него какие-то там балансы, отчеты, сметы.

Толя соскочил со стула, поставил его к обеденному столу, а потом уже показал отцу свой табель.

Не видел бедняга, что тот юркий винтик, который давно собирался выскочить, воспользовался случаем и вывалился на пол. И второй уже вылез наполовину…

Отец просмотрел табели, погладил бороду и, довольный, проговорил:

– Тянитесь, тянитесь, детки! А где Нина?

– Понесла ботинок в ремонт. Сейчас придет.

– Ну, мать, давай быстрей обедать, я спешу!

Бодрый, довольный, подошел он к столу и грузно опустился на стул. И вот тут произошло такое, чего тот никогда в жизни не забудет. Стул скрипнул, начал разъезжаться – и отец полетел на пол!

Солидный уважаемый отец, с бородой и с усами, такой важный и серьезный – полетел вверх тормашками будто мальчишка какой, как-то смешно взмахнул руками, а ногу задрал так высоко, что зацепил тарелку, и, наконец, грохнулся на пол, как слон, даже весь дом вздрогнул.

Мать закричала не своим голосом. Толя побледнел, и словно прирос к полу. Перед глазами у него поплыли круги.

Отец медленно поднялся и уставился на Толю грозным взглядом. Толе показалось, что настала долгая, тихая, жуткая ночь.

– Твоя работа? – послышался, наконец, сдавленный голос, и рука отца сжала спинку искалеченного стула. Толя вобрал голову в плечи. Мать бросилась к отцу. Тот все глядел на Толю, тяжело дыша. Потом, растягивая слова, проговорил:

– Сейчас же отнеси стул в мастерскую и не возвращайся назад, пока он не будет исправлен. Марш!

Толя с облегчением вздохнул, радуясь, что вся эта история окончилась так счастливо для него. В один миг накинул куртку, схватил стул и выскочил из комнаты.

… А Нина в это время подошла уже к мастеру и подала ему ботинок.

– Гвоздь надо поправить, колется, – сказала она. Мастер взял ботинок, взглянул на него одним глазом и начал писать квитанцию, сказав:

– Придешь через четыре дня. Нина стала жалобно просить:

– Тут только один гвоздь загнуть… Пожалуйста, сделайте сейчас… Я всю ногу покалечила.

– Видишь, сколько обуви нанесли? – хмуро ответил мастер. – Всем сразу не сделаешь, надо по очереди.

– Мне не в чем ходить, а работы тут пустяк… Я подожду, – просила Нина.

– И небольшую работу всем сразу не сделаешь, – сказал мастер и занялся следующим заказчиком.

Нина отошла в сторону. Четыре дня!.. Неужели он не согласится починить сейчас? Нет, лучше дождаться, пока все люди выйдут, и тогда она снова попросит.

Полчаса, что ждала Нина, показались ей целой вечностью. Наконец все разошлись, и она снова подошла к мастеру.

– Ты еще здесь? – удивился тот.

– Дяденька, пожалуйста, сделайте сейчас. Ну что вам стоит? – просила она, чуть не плача.

Мастер взглянул на нее ласковее и взял ботинок! Осмотрел, ощупал его и сказал:

– Ладно, так и быть!

Взял какую-то железяку, – не то напильник, не те большой гвоздь, уперся ею в острый конец гвоздя, стукнул по подошве раз-другой молотком – и протянул Нине ботинок.

– Готово!

А та стоит с вытаращенными глазами, будто увидела что-то необыкновенное.

– Ну, бери, готово уже! – повторил мастер.

– А… сколько стоит? – проговорила Нина.

– Да нисколько, – ответил мастер и взялся за другую работу.

Нина постояла, повертела в руках ботинок, а потом, как бы между прочим проговорила:

– Но это же я и сама могла бы сделать!.. Мастер улыбнулся.

– Могла бы! Любой ребенок мог бы. Только нет у вас такой привычки. Все ждете, чтобы за вас сделали.

– Спасибо! – сказала Нина и вышла, вся красная от стыда.

Всю дорогу она думала про этот "ремонт". Сколько хлопот было из-за одного несчастного гвоздя! И ногу исцарапала до крови, и чулок порвала, и чуть не весь гора избегала, и в очереди стояла, и проголодалась, – а вес ремонт тянулся полминуты. И особенно досадно, что такой ремонт она и сама могла бы сделать…

… Толя шел по улице и проклинал несчастный стул, который он сам и довел до такого плачевного состояния.

Ножки стула, как нарочно, задевали каждого встречного, и каждый встречный ругался:

– Ты чего это с такой бандурой на тротуаре толчешься? Иди на середину улицы!

Сошел на середину улицы, а там трамваи, машины, кони. Бросается парень то в одну, то в другую сторож. Шарахнулся от автомобиля и зацепился за платок какой-то пожилой женщины. Та закричала, как будто попала под автомобиль.

– Ты чего тут хулиганишь? – набросился на Толю один строгий мужчина. Нет тебе другого места?

Обидно стало Толе. Куда деться? Побежал на другую сторону, а там милиционер:

– Ты чего крутишься посередине улицы? Еще под машину попадешь. Иди на тротуар!

А на тротуаре, как назло, народу – тьма, и все куда-то спешат и даже без всяких стульев толкают друг друга.

Но для них это ничего не значит: скажут друг другу "извините" и идут дальше. Через несколько шагов снова столкнутся, снова "извините" – и снова дальше. И обычно в таких случаях просит извинения не тот, кто толкал, а тот, кого толкали.

Но уж если встретятся двое совсем деликатных людей, тогда начинается длинная кадриль: один шагнет в сторону, чтобы дать дорогу, и второй в ту же сторону; тогда один быстренько назад, а второй уже там; потом оба скакнут вправо, потом влево…- и чем люди деликатнее, тем дольше они танцуют.

И среди всех них надо было протолкаться нашему герою со стулом…

Толя, конечно, хорошо понимал, что кому-кому, а ему надо быть особенно деликатным, если он не хочет напороться на новые неприятности.

Он пристроил стул на спине, сиденьем назад, чтобы ножки не торчали в стороны, и двинулся дальше.

Однако неприятности на этом не кончились: Толя снова задел стулом какого-то человека, но сразу же деликатно поклонился и сказал:

– Извините!

А сзади ножка стула приподнялась и… зацепила шляпу у одной молодой женщины. Та пронзительно вскрикнула. Толя испуганно обернулся и… пырнул кого-то с другой стороны.

Наконец, он сам не заметил, как снова очутился на середине улицы.

Тогда он смекнул, что можно идти и не по тротуару и не по улице, а по канавке, что между тротуаром и улицей. Склонив голову, стараясь не поворачиваться стулом в стороны, пошел он, как конь в борозде, и был очень рад, что никого не беспокоит.

Придя в мастерскую, он столкнулся с неприятностью, перед которой сразу показались пустяками все злоключения на улице.

– С таким ремонтом мы не станем возиться! -категорически заявил мастер.

– Почему? – с замиранием сердца спросил Толя.

– Если все пойдут с такой чепухой, так нам некогда будет заниматься настоящим делом!

Толе стало страшно. Что же теперь делать? Отец ведь сказал – домой не возвращаться, пока стул не будет починен.

– Пожалуйста… исправьте, – начал просить Толя. – Может, это не долго… Мне отец велел… Исправьте…

Мастер взял винт, ввинтил его в ножку, остальные подтянул потуже и отдал стул.

Весь "ремонт" занял не больше двух минут, Толя стоял, глядел, а в голове у него вертелось:

"Так это же я и сам мог бы сделать!.."

– А сколько… стоит? – проговорил он наконец.

– Ну, заплати за новый винт, что ли, – усмехнулся мастер.

Возвращаясь домой, Толя все время думал об этом ремонте.

Не только у них в семье, но и среди знакомых испокон веку считалось, что каждую такую работу должен выполнять "спец", независимо от того, сложная она или простая.

Если нужно поправить стул или стол, например, ввинтить тот же винт, так это должен делать только столяр. Если нужно вставить замок и при этом ввинтить тот же самый винт, – тогда приходится звать слесаря. Винт в сапог должен ввинчивать уже сапожник. Если ослабнет винтик в стенных часах, его должен подвинтить часовой мастер, в швейной машине – другой техник. А ведь стоило хоть немножко подумать да присмотреться – и все эти винты, наверняка, могли бы ввинтить и Толя, и Нина, и отец, и мать.

Вечером Толя и Нина долго обсуждали в углу события минувшего дня.