"ТВТ" - читать интересную книгу автора (Мавр Янка)ГЛАВА ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ,В 1948 году газета командировала меня на строительство одного из домов в Минске. Я должен был ознакомиться с ходом строительства, с его людьми и написать в газету статью. Встретили меня радушно, помогали, объясняли все. Все строители знали меня как "корреспондента" и фамилии моей не спрашивали. С самого начала меня заинтересовал некто Борис Иванович, которого я еще не видел. "Борис Иванович сказал", – говорили рабочие таким топом, как будто этот Борис Иванович был по меньшей мере гениальным человеком. А между тем мне известно было, что главный инженер, например, совсем не Борис Иванович. Я слышал, что даже и он, пожалуй, таким же тоном, как и рабочие, говорил: – Нужно посоветоваться с Борисом Ивановичем. Когда же я спросил, кто такой Борис Иванович, мне ответили: – Наш старший техник. Золотой человек. "Это, наверное, самый старый и опытный техник", – подумал я и сразу представил себе сурового дядю с седыми усами, серьезного, с проницательным взглядом, все знающего. Поговорить с ним было бы очень интересно и полезно. Но встретиться мне с ним довелось лишь через пару дней. Как-то рабочие сказали мне: – Вон идет Борис Иванович! Я взглянул и увидел… совсем не седого дядю, а молодого парня, лет двадцати, маленького, круглолицего, с острым носиком и подвижными глазками. Меня представили ему: – Это – корреспондент, присланный на наше строительство. – Очень приятно, – сказал он, но тут же, увидев машину, с которой сгружали металлические трубы, бросился к ней. – Кто вам сказал сгружать здесь? – услышал я его голос. – Смотрите, сколько придется таскать их взад и вперед, когда примутся за работу. Сколько пропадет труда и времени! Сгружайте вот тут. И концами в эту сторону, чтобы лучше было брать. "Ого! – подумал я. – Этот паренек сразу все примечает". В это время к нему подошел бригадир, и техник пошел с ним дальше. Поднявшись на леса, он в одном месте вдруг остановился и начал подпрыгивать. Мне стало смешно: сразу видно, что веселый паренек… А он после этого опустился на колени и к чему-то стал приглядываться. Затем я снова услышал его голос: – Эге! Да тут доски когда-нибудь могут оторваться. Тут может кто-нибудь погибнуть. Как это никто не заметил?.. Так вот почему он прыгал! Вот тебе и "паренек"! Я направился вслед за ними. Техник заметил это и крикнул сверху: – Извините, я сейчас! Но я совсем не нуждался в его извинении; мне хотелось понаблюдать за ним со стороны. – Ничего. Я подожду, – ответил я. Чем больше я за ним наблюдал, тем больше удивлялся его всевидению, сообразительности, напрактикованности. В одном месте он объяснил каменщику, как лучше расположиться, чтобы работа шла спорней, в другом – заметил какую-то колодку под ногами рабочих, которая мешала им ходить. Одним словом, он все знал, все видел. Значит, недаром все его так уважали. Обязательно нужно с ним поговорить в свободное время. Когда наконец он подошел ко мне, я спросил: – Извините меня, сколько вам лет? Он засмеялся и ответил: – Двадцать седьмой идет. – Неужели? -удивился я. – Я думал, не больше двадцати. – Это, может, потому, что я неженатый, – пошутил он. – Мне очень хотелось бы с вами поговорить в свободное время, – сказал я. – Если разрешите, я зашел бы к вам. – Что ж, можно, – ответил он. – Я буду дома в восемь часов. Живу я недалеко (он взглянул на часы). Сейчас иду в столовую на обед. Если хотите, покажу свой дом. Мы вышли на улицу. – Мне кажется, я вас где-то видел, – сказал Бориса Иванович, взглянув на меня. – Не бывали ли вы в Мозыре? – Не приходилось, – ответил я. – А на фронте? – Тоже не был. – Значит, мне показалось, – проговорил он. Мы свернули в меньшую улицу. По канавке возле тротуара откуда-то бежала вода. В одном месте образовалось нечто вроде плотины, и вода стояла большой лужей. Какой-то ребенок собирался: в нее влезть… Неожиданно мой спутник поднял с земли щепочку и раздвинул эту плотину. Вода мгновенно стекла. – Есть очко! – проговорил он, бросив щепочку. – Что, что вы сказали? – остановился я в удивлении. – Это мы когда-то в детстве так играли, – сказал он. – Сделаем что-нибудь такое и… – Значит, вы были тэвэтэтовцем? – перебил я. Теперь уже он остановился от удивления. – А вы откуда знаете? – Читал такую книжку, – ответил я. Тем временем мы подошли к небольшому восстановленному дому, и Борис Иванович сказал: – Вот тут моя землянка. В эти двери, направо. В двадцать ноль-ноль буду ждать вас. Эта военная терминология свидетельствовала, что Борис Иванович был на войне. Я свернул налево, а он пошел прямо. В назначенное время я входил в его "землянку". Это была довольно большая светлая комната с "холостяцкой" обстановкой, но не с холостяцким порядком. Все здесь было на своем месте, одно с другим согласовано. Каждая вещь имела свое определенное место. В любую минуту, не утруждаясь, можно было достать ее и поставить обратно. – Сразу видно, что здесь живет бывший тэвэтэтовец, – заметил я. – Почему бывший? – в шутку обиделся Борис Иванович. – Наш вожатый говорил, что тэвэтэтовцы никогда не могут быть бывшими, что они до самой смерти останутся действительными членами Товарищества воинствующих техников. – А вы и сейчас считаете себя тэвэтэтовцем? Борис Иванович шутливо развел руками и покачал головой: – Ничего не сделаешь. Даже если бы и хотел, то не мог бы избавиться от этой привычки. С той лишь разницей, что очки теперь не записываю. Потом добавил серьезно: – Я считаю так: в социалистическом обществе все люди постепенно становятся такими "тэвэтэтовцами". Ну, а если еще попрактиковался в детстве, то, конечно, назад не пойдешь. У меня и до сих пор еще сохранилась книжка "ТВТ". – Неужели?! – даже подскочил я. Дело в том, что я давно уже искал эту книжку, чтобы переиздать ее, но никак не мог найти, так как фашисты во. время оккупации уничтожили паши библиотеки. И вот счастливый случай помогает. Борис Иванович немножко удивился, что я так заинтересовался этой книгой, достал ее и подал мне. Книжка была такая потрепанная, что и хранить-то ее не было никакого смысла. Я сказал об этом Борису Ивановичу. – Как же мне не хранить ее, – возразил он, – если тут про меня самого написано? Смотрите, даже в названии: "… как Цыбук добывал очки". – Так вы… вы… Цыбук? – прошептал я. – Как видите, – ответил он, видимо, довольный, что его имя произвело такое сильное впечатление, а затем спросил: – Неужели вы так хорошо знаете и помните эту книжку? – Знаю… помню…- говорил я, перелистывая книжку, а сам думал: сказать сейчас же, почему я помню, или подождать? Если скажу, то его отношение ко мне сразу изменится. Лучше я порасспрошу его хорошенько, пока он не знает, кто я такой. Что я его не узнал, ничего удивительного в этом нет: между двенадцатилетним подростком и двадцатисемилетним молодым человеком очень большая разница. Да и ему, понятно, нелегко было узнать человека, которого видел когда-то в детстве раз или два. Разговаривал я с ним, кажется, только один раз, а все сведения собрал от других." – Как вы считаете, – спросил я наконец, – правильно ли автор написал про вас? Он улыбнулся. – Как вам сказать? Вообще правильно, а в отдельных местах – много неправильного. Вот, например, он пишет, что я был какой-то пассивный, невнимательный, ничем не интересовался. Это автор выдумал, или ему кто-то неправду сказал. Мне кажется, я всегда был таким, как сейчас. Затем автор приписал мне много очков, которых я не зарабатывал, и много слов, каких я не говорил. – А насчет вашей заядлой охоты на очки? Насчет "реестра"? Цыбук весело рассмеялся: – Что касается очков, то я действительно гонялся только за ними и если что делал, то только ради них. И "реестр", правда, мне выдали. Я тогда не знал, что они надо мной шутят. Но автор прибавил в этом реестре добрую сотню очков. – А вы не обижаетесь на него, что он кое-что выдумал? – Нет. Все-таки, когда читаешь книгу, этот Цыбук представляется симпатичным хлопцем. Чего мне обижаться? Наоборот, я очень благодарен ему. – А вы встречались с автором, разговаривали с ним? – Разговаривал я с ним всего один раз. Он, кажется, немножко похож…тут он внимательно посмотрел на меня и встал. – Извините, а может… это вы? – Да, это я… Дальнейшее уже не интересно для читателя. Скажу только, что Цыбук выручил меня и дал свою книгу. Значит, я не напрасно трудился, уделяя ему столько внимания в своей книге. Ему же за это я обещал несколько экземпляров нового издания. |
||
|