"Михаил Петрович Михеев. Машка " - читать интересную книгу автора

Друзьями мы не были: у Ненашева, насколько я знаю, вообще не имелось
друзей, он был слишком рационален и расчетлив для этого. Волею случая я
оказался его соседом в комнате институтского общежития. Поговорить он
любил, слушать его было интересно. Вот только его принципы, вернее, полная
беспринципность в науке часто меня возмущала, и тогда мы свирепо и
запальчиво спорили,
Ненашев рассуждал примерно так:
- Не дело ученого решать моральные проблемы. Его не хватит на все. Его
дело - поиск. Он ищет новое, делает открытие. А люди потом пусть сами
разбираются: гуманно его открытие или нет. Это занятие философа или
писателя.
Я возражал:
- Мы столько натворили па планете, и все с позиции науки и прогресса, что
порой уже и сами недовольны результатами своей лихорадочной деятельности.
Я не противник поиска, конечно, человек не может стоять на месте, он
всегда идет вперед, ищет новое, повинуясь извечной потребности своего ума.
Но современному человеку уже мало быть умным. Ему пора стать мудрым.
Особенно, если он ученый и работает на переднем крае науки. Настоящий
ученый сейчас обязан быть гуманистом.
- Никто пока не может объяснить,- толковал Ненашев,- в чем смысл
существования человечества, этой мыслящей плесени на поверхности глиняного
шарика, - он любил громкую фразу, - плесени, которая появилась неведомо
когда и живет неизвестно для чего. Гуманитарные науки всегда оперируют
здесь весьма условными неубедительными понятиями,
- Твоими словами,- возражал я,- можно оправдать ученых, которые в
зарубежных лабораториях ищут новые вредоносные бактерии для войны, вместо
того, чтобы уничтожать существующих.
- Что ж,- соглашался Ненашев,- вывести новую бактерию - это уже научный
подвиг, если оставить в стороне моральные проблемы. Но ученый не виноват,
что мир так неустроен и любое изобретение можно использовать и на благо и
во вред.
- Но ученый обязан об этом помнить,- настаивал я. - Нельзя, чтобы его
любознательность открыла ящик Пандоры. Когда народы мира составят дружную
семью, всякое открытие будет только на благо. Пока мир напоминает бочку с
порохом, ученый не должен изобретать спичку.
- А что он должен делать? - спрашивал Ненашев.- Работать дворником?
- Изобретать огнетушитель,- говорил я.
Если в спорах и рождается истина, то обычно ее никогда не замечают в
азарте полемики. Разгорячившись, Ненашев начинал язвить, я - грубить.
После этого мы но разговаривали по нескольку дней. Это явилось причиной
нашего взаимного охлаждения, Ненашев стал мне совсем неприятен, вероятно,
я ему тоже, и каждый из нас нашел себе другого соседа.
В своем учебнике по машинной логике Ненашев проводил ту же идею, если
можно так сказать - "внеморальности" научного поиска. Я же считал, что
есть задачи, решение которых нельзя доверять машине (а к слову сказать, и
Ненашеву). Поэтому в своих лекциях я пытался внести поправки к материалу
учебника. Кое у кого из членов Ученого Совета это вызвало недовольство:
там были сторонники "ненашевской" теории. Да и студентам не очень
нравились мои конспекты: им не хватало художественного блеска ненашевских
заключений.