"Николай Михин. Дача Долгорукова (хроника пятидесятых)(Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

отсутствовавшая ранее солидность. Разговор шел о семейных
делах, о работе. Мой друг очень гордился профессией сварщика,
но и сыном, безусловно, гордился, хотя старался этого не
показывать. А сын ходил по избе с фанеркой в руках, держал эту
фанерку на груди, как гармонь, представлял, что играет на
гармошке. Этот момент особенно отчетливо напомнил мне наше
босоногое послевоенное детство, а пацан был копией бати
четверть века назад. Даже чубчик так же зализан, как у отца.
Про отцовский чубчик тогда говорили: "Бычок зализал". Не
обошлось в беседе и без обычных в таких случаях "а помнишь" и
тому подобного. А вспомнить было что. С нами разделял компанию
Юркин дядя Петя, по прозвищу Карие глазки. Прозвище дали за
любимую поговорку молодости, да и сейчас еще нет-нет и вспомнит
ее: "Так твою, глаза карие". Она ему заменяет всякие вводные,
цензурные и нецензурные "елки-палки".
Дядя Петя помнил многое и многих. Вспоминал и общих
знакомых, а иногда говорил о тех, кого мы уже не помнили,
только слышали от старших. Он неплохо играл на гармошке (вот
Валерка-то с фанерой и подражал ему). Я тоже попробовал, но
получалось неважно - с пятнадцати лет в руки гармонь не брал.
- Сыграй, Шишков!.. - дядя Петя протянул гармонь
племяннику, но тот застеснялся и отказался.
- И-эх!.. - Карие глазки раздвинул меха и заиграл
знакомую с детства "канаву".
- Эх, канава, ты, канава,
Какой черт тебя копал?
Анамедни шел к обедне - Головой туда попал.
Валентина, супруга Шишкова, мало сидела за столом, все
бегала, приспевалась, подавала закуску, меняла посуду. Услышав
предложение мужу сыграть на гармони, и выждав, когда дядя Петя
закончит куплет, спросила:
- Дядь Петь, а почему Юрку Шишковым прозвали? Вон и ты
давеча его Шишковым назвал.
- А Бог его знает. Был тут агроном после войны, Шишков по
фамилии. Дак вроде не похожи друг на друга. С нашими у агронома
вообще никаких отношений не было... А прозвали, как прилепили,
как новую фамилию дали.
Юрка раскраснелся. И от выпитого, и от стеснения, а больше
от стеснения, он всегда краснел, когда стеснялся. А я вспомнил,
что как-то мать его, тетя Клаша, рассказывала о происхождении
сыновнего прозвища.
Действительно, после войны в колхоз имени Чапаева (это
сейчас - совхоз, а тогда колхоз был) прислали нового агронома
по фамилии Шишков. Бывшего-то и в глаза никто не видел, кроме
правленцев, а с
новым агрономом связывали свои надежды на хороший урожай,
на лучшую жизнь (авось, не все государство отберет), на
какие-то сдвиги в сельском хозяйстве...
И вот, как-то идут бабы на работу утречком (а бабы на
работу встают с петухами) и видят, что на бахчах уже кто-то