"Николай Михин. Дача Долгорукова (хроника пятидесятых)(Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

выступали те, чья очередь подошла.
Вера пела прекрасно, во всяком случае, как казалось
Кольке, не хуже многих профессиональных певиц. Особенно здорово
получалось исполнение припева: "Ну, звончей, звончей,
бубенчики, заливные голоса..."
А Боря читал, весь преобразившись, и трудно было поверить,
глядя на него, что он почти слепой. Кольке казалось, что это не
Боря, а он сам читает, даже не читает, а находится там, в
далекой по времени, голодной и холодной Москве.
Попросили приготовиться к выступлению Кольку. Он вышел на
сцену спокойно. Читал звонко, как учили. По окончании,
поклонившись, ушел за кулисы.
Во время короткого перерыва, когда Колька, вздумав начать
волноваться, ходил одиноко по обширному фойе "Промки", к нему
подошел один из членов жюри. По виду это был типичный актер.
Высокоий, стройный, седой, с густыми, нависшими над
проницательными глазами, бровями. Пальцы его были длинны, как у
музыканта, суставы покрыты белыми волосиками. Голос -
бархатный баритон.
- Тягунов Константин Иванович, актер, - представился он
Кольке. - И тут же:
- Превосходно, юноша, превосходно. Давно пишите стихи?
Колька
смутился. - Два года... - Похвально. А в
самодеятельности давно? У
кого занимались? Колька рассказал о том, что читает стихи
с шести
лет, что в школе получал на конкурсах призы. Назвал
руководителей драмкружков, у которых занимался.
- А искусству чтения?..
Этому Колька не обучался.
Константин Иванович дал Кольке свой адрес и номер
телефона. Спросил, где живет Колька. Тот рассказал о Даче
Долгорукова.
В этот день Кольке вручили диплом второй степени лауреата
смотра художественной самодеятельности. "Обмывали" там же, в
буфете.
Колька часто вспоминал этот день: смотр, жюри,
благородного Константина Ивановича. Бумажку с его адресом и
телефоном он куда-то надежно засунул. Ехать к артисту он и не
собирался, так как считал, что тот просто из вежливости
приглашал Кольку заходить. К тому же, куда-то выехать из Дачи
Долгорукова, пусть даже недалеко, на Третью Советскую, где жил
Константин Иванович, было проблематично. Особенно для учащегося
рабочего в возрасте, который более других возрастов "покорен
любви".
Ближайший телефон от Колькина барака находился километрах
в двух. Был, правда, телефон на железнодорожной станции, но
туда посторонних вообще не пускали.
У Константина Ивановича был иной возраст. Ему было