"Вацлав Михальский. Прощеное воскресение ("Весна в Карфагене" #5)" - читать интересную книгу автора

Вацлав Михальский

ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

(Весна в Карфагене-5)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Душа моя - Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных.

Ф. И. Тютчев

I

"Чтоб тебе пусто было!" - говаривала в сердцах нянька Машеньки баба
Клава. Та самая, с которой они певали когда-то в еще зеленом июньском
пшеничном поле, собирая среди колосьев восковой спелости темно-голубые
васильки с их острыми и нежными лепестками, васильки для папГЎ в день его
рождения. Да, так она говаривала, ее незабвенная баба Клава, когда очень
гневалась: "Чтоб тебе пусто было!"
До сорока лет, иногда и сама употребляя это расхожее выражение, Мария
Александровна ни разу не прислушалась к произносимым словам, не пропустила
их через свою душу, не попыталась осмыслить. Почему? А кто его знает? Так уж
устроена жизнь, что многое совершается в ней походя, без внимания, особенно
это касается жизни слов, которые мы говорим или пишем, не вникая в их
первородный смысл, не отдавая себе отчета в том, что просто так, всуе, народ
ничего не затвердит в языковой стихии, а застывшие выражения потому и
застыли, что совершенны, что лучше не скажешь.
Как и четверть века тому назад, был неизменно грозен на вид высеченный
в скалах Берегового Атласа форт Джебель-Кебир, давший когда-то приют
Севастопольскому морскому корпусу. Обложенный диким камнем, глубокий, как
колодец, и широкий, как театральный зал, циклопический ров вокруг форта еще
не зарос окончательно, но уже зарастал бурьяном, а на площадке надо рвом, у
крепостного вала, росла, как и в прежние времена, жесткая, будто проволока,
серая кустистая трава неизвестного Марии Александровне роду-племени.
С восемнадцатикратным морским биноклем на шее она стояла на площадке
перед фортом и смотрела пока еще не вооруженным взглядом вниз, в долину, на
светло-зеленые в это майское утро сады и виноградники тунизийцев; на более
темные пятна оливковых рощ; на светлые залысины песчаных пляжей, где,
бывало, так славно веселились русские кадеты и гардемарины; на белые петли
известняковых дорог, сбегающих почти к самому синему морю. Смотрела, видела,
воображала сценки давно минувших дней и ничего не чувствовала, кроме сосущей
душу тоски, переходящей в пустоту без конца и без края. Вот тут-то она и
вспомнила любимую бабу Клаву и те васильки для папа в пшеничном поле, что
ярко голубели среди туго налитых, но еще зеленых колосьев. Вспомнила, как
пели они с бабой Клавой в том поле песню на два голоса:

Зачем тебя я, милый мой, узнала?
Зачем ты мне ответил на любовь?