"Вацлав Михальский. Прощеное воскресение ("Весна в Карфагене" #5)" - читать интересную книгу автора

Марыся знала. Ровно на середине пути дорогу преграждал квартал обгорелых,
полуразрушенных доходных домов, которые уже давно никому не приносили
доходов, потому что постояльцев в них не было, а только гарь, тлен, сырость
и затхлость, которые Александра запомнила навсегда как знак разрухи -
слишком хорошее у нее было обоняние, памятливое. Марыся знала здесь каждый
уголок. Сначала они прошли одним сквозным подъездом, потом перебежали узкую
мощеную улочку и на противоположной ее стороне прошли сквозь другой
полуразрушенный, обгорелый дом. И, едва они вышли из этого дома, как тут же
увидели знаменитую пражскую толкучку, раскинувшуюся на огромном пустыре,
сбегающем к темным водам Влтавы. Издали было отчетливо видно, что в пестрой,
беспрерывно и хаотично движущейся массе народа есть и свои ряды, и строгий
порядок, но по мере того как они приближались к толкучке, это впечатление
пропадало, все как бы смазывалось и просто кишмя кишело, каждая отдельная
точка двигалась разнонаправленно, как будто бессмысленно, и становилось
понятно, почему это скопление людей называется именно так - толкучка.
От квартала доходных домов до толкучки было метров пятьсот, и девушки
опомниться не успели, как подошли к краю толпы, как к краю пропасти.
- Вот она! - вдруг воскликнула Александра и кинулась в самую гущу
народа, увлекая за собой и Марысю.
Каким-то чудом Александра точно попала в нужный ей ряд, и через две-три
минуты они уже стояли напротив высокой краснолицей старухи, державшей перед
собой расправленной светло-серую ангоровую кофту с шалевым воротником,
окаймленным темно-фиолетовой полосой.
- Покупай, - шепнула Александра Марысе, и та тут же быстро-быстро
заговорила со старухой по-чешски. Александра тем временем сняла заплечную
котомку и вынула из нее главную ценность - двухкилограммовую банку
американской ветчины. Старуха была опытная торговка, но все же не смогла
скрыть своей радости. Александра молча взяла у старухи кофту, молча отдала
ей ветчину.
- То гарнитура, - сказала старуха, показывая темно-фиолетовую блузку и
темно-фиолетовую полушерстяную юбку - ей явно не хотелось упускать все то,
что еще оставалось в котомке. Александра сунула ей котомку, взяла юбку и
блузку.
- Патруля! - горячо шепнула ей на ухо Марыся.
Войска Советской Армии к тому времени перешли на зимнюю форму одежды,
так что на всей толкучке только двое наших хлопцев и были в шапках-ушанках.
До патруля оставалось метров пятьдесят и до чистой дороги столько же.
Александра не кинулась бежать, а шла степенно, не привлекая излишнего
внимания. Марыся следовала за ней шаг в шаг. До патруля оставалось метров
сорок и до дороги сорок. До патруля - тридцать, а до дороги - двадцать:
протиснувшись в другой ряд, девушкам удалось срезать уголок. Краем глаза
Александра все-таки рассмотрела потенциальных преследователей - это были
высокие, плечистые мальчики дет двадцати двух, оба младшие сержанты, а лиц
их она не разглядела толком - молодые, обветренные, только и всего. До
патруля оставалось метров двадцать, до дороги - десять... И наконец вот она,
свободная дорога, и черные доходные дома вдалеке. Конечно, им не следовало
бежать, но они побежали, и патруль, уже почти вышедший к краю толкучки, тут
же засек их.
- Тю, ты гля! Та вина в официрских сапожках, то наша! Споймаем! - И
рослые парни вмиг протолкались к дороге. - То наши! Споймаем!