"Вацлав Михальский. Прощеное воскресение ("Весна в Карфагене" #5)" - читать интересную книгу автора

его вины, но это опять же дело французов. Петен спас Францию от разорения и
большой крови. Де Голль спас Францию от мирового позора и сумел вернуть ей
положение великой державы, притом опять же без большой крови. Старик Петен
ошибся, но французы его поддерживали, и не мне их судить! Петена ведь
арестовали еще немцы, он фактически давно не у дел.[4]
- А поехали праздновать к нам на стоянку! - неожиданно для себя самой
предложила Уля. - Поехали, Маруся! Послушаешь, как Коля на твоей скрипке
играет.
- Поехали! - с удовольствием согласилась Мария, которой не хотелось
разномастного застолья у себя дома.
Через четверть часа караван выступил в пустыню. Семейство господина
Хаджибека осталось дома, Фунтика поручили их прислуге, а доктор Франсуа
заявил, что он отпросился у губернатора на целые сутки и рад поехать к
туарегам, его грузовичок подождет, сейчас он только загонит его в тень под
навес старой конюшни.
Нынешняя стоянка Исы и Ули была в четырех часах караванного хода, так
что до сильного зноя они успели добраться к пересохшему руслу вади, у
которой обосновалось племя.
В начале мая сильная африканская жара еще не вступила в свои права и
часа за полтора до захода солнца можно было пройтись по пустыне в свое
удовольствие.
Пока домашние рабы туарегов, икланы, готовили вечернее пиршество, царек
Иса и доктор Франсуа играли в роскошной гостевой палатке в шахматы, а Мария
и Ульяна пошли прогуляться берегом вади. По низкому левому берегу пересохшей
реки они шагали недолго, а потом спрыгнули с полуметрового карниза и пошли
каменистым руслом. Здесь ноги не утопали в песке и шагать было легко и
приятно. Правый берег вади поднимался высоко, иногда выше человеческого
роста, и местами образовывал глубокие ниши, в которых во время короткого, но
бурного паводка стремительный поток закручивался бешеными воронками, взбивая
над собой шапки желтоватой пены.
- А мне в последнее время Андрей Сидорович стал сниться, - громко
сказала Уля, и дувший им в лицо предвечерний ветерок понес ее молодой
сильный голос по трубе каменистого русла назад, к истокам еще недавно живой
реки.
- Твой есаул? - прислушиваясь к замирающему за их спинами эху, спросила
Мария.
- Мой, а то чей же! Снится, как переплывает он Сену под мостом нашего
царя Александра. Я сама не видела, но бабы Нюси муж часто рассказывал, как
дело было. Они с моим Сидорычем глаза залили и поспорили, кто быстрей
переплывет. Муж бабы Нюси или сдрейфил или так вином нагрузился, что
подняться не смог, а мой бултых в воду - и поплыл, да еще кричит: "Эскадрон!
Справа заезжай!" С тем и ушел под воду. Он так всегда кричал пьяный, и когда
я его на горбу к нам на пятый этаж по лестнице таскала, тоже: "Эскадрон!
Справа заезжай!" Небось, тоскует его душа, что никто не проведывает могилку.
Помнишь кладбище в Биянкуре?
- На косогоре. С ультрамариновыми крестами. Помню, конечно.
- Иса соглашается поехать в Париж, у него там какие-то дела. А я
Сидорыча проведаю и, дай Бог, переховаю. Место ему куплю, честь честью. Ведь
эти биянкурские грозились кладбище закрыть через пять лет. Ну в войну им не
до того было, а сейчас жизнь наладится - и снова вспомнят.