"Антон Михайлов. Яма" - читать интересную книгу автора -- Вы - полный идиот! Испортить такой грандиозный успех! Что я вам
говорил? Вы дорого заплатите за это! Он даже не пытался что-либо ответить, понимая, что его слова ничего уже не будут значить для этого человека. Вдруг неожиданно из-за его спины вышел человек, спросивший директора цирка - - Сколько вы хотите получить? - - Пять тысяч долларов. Незнакомец вынул из пиджака пачку совершенно новых копюр и протянул её директору, сказав: - - Здесь десять тысяч, можете пересчитать. Директор повертел пачку в руках, потом быстро спрятал в карман и быстрым шагом удалился. Клоун не понимал, что происходит, - он уставился на незнакомца, хотя в его голове всё вертелось, ходило ходуном, всё прыгало и смешивалось: манеж, акробаты, зрители, глаза директора цирка, пачка копюр и незнакомец. Тем временем незнакомец начал разговор: -- Я - не ангел, и мой босс - не Христос. Я знаю то, что у вас сейчас нет денег расплатиться со мной и быть свободным от моего присутствия. Поэтому вам придётся принять мои условия и выслушать сейчас меня. Мой босс, великий судья, очень любит странный юмор, хочет смеяться всю ночь, но смех толпы - не его смех, его тошнит от этого цирка. Вы очень подходите под роль шута в ночи, юмор которого он будет любить. У вас всё будет прекрасно, я уверен, денег за свой смех он не жалеет. Вы отработаете эти деньги за десять дней. Вот наш адрес, ваш адрес я знаю наизусть. Не пытайтесь сбежать, вас найдут и приговор судьи неизбежен. Будьте умны, не пытайтесь умереть. Вам придётся взять и сыграть эту роль. Судья будат Сказав это, он с лёгкой походкой удалился. На душе у клоуна было ужасно тяжело. Он понимал, что лишён после этого дня хотя бы относительной свободы, но не понимал причину того, что незнакомец назвал его юмор "странным". Для клоуна его "странный" юмор означал поломку самого себя, смех через слёзы, пародию на то, что проделывают клоуны на манеже цирка. Незнакомец же своими словами давал понять, что этот "странный" юмор - юмор его самого, клоуна. Клоун же внутри себя не принимал этот юмор, не считал его хоть немного своим. Он стоял совершенно неподвижно и тихо прошептал: "Может быть, это раздвоение во мне придало странность этому юмору в глазах незнакомца?". Он постоял ещё несколько минут, затем опустился на стул и снял с лица грим, переоделся, взял свою сумку и пошёл из цирка в свой дом чёткой, прямолинейной походкой. Сосредоточившись на ритме своего шага он пытался совершенно не думать, не пускать мысли в свою тяжёлую голову. По приходу домой, он рухнул на кровать и мгновенно заснул. Ближе к полудню следующего дня, когда он проснулся, он почувствовал что не уменьшил тяжесть в своей голове, - поднимать её было ужасно больно. Погрузившись в кресло, как налитый воском монумент, он уставился в потолок, потерявшись в лабиринте бесконечных вопросов к самому себе, которые так и остались неотвеченными. Из него не желал вылезать червь сонливости и дремотности, неподвижности и забытья. Весь день он был вынужден смотреть на часы, потому что в таком состоянии он начинал терять ход времени: на некоторое время оно вообще исчезало из его комнаты, но затем мгновенно, стремительно начинало нестись в его голове, раскручивая, как биллиардные шарики, прошлые вопросы, заставляя обращаться к ним всё с |
|
|