"Максим Михайлов. Стреляешь в брата - убиваешь себя " - читать интересную книгу автора

- Рус! - подтвердил профессор.
Андрей уже изрядно пожалевший о секундном порыве, заставившем его так
опрометчиво подняться из-за стола, с нарастающим страхом увидел, как
плотоядно скалясь, разворачиваются к профессору все еще толпившиеся за
стойкой амбалы. Даже тот, что ломился в запертую дверь и уже почти выдавил
косяк, прекратил свои усилия, с нехорошей улыбочкой рассматривая новое
действующее лицо спектакля.
Дальше все произошло очень быстро, как при ускоренной перемотке
видеофильма, по крайней мере, так это воспринял Андрей. Профессор, еще раз
мяукнув, сделал широкий шаг вперед и с размаху воткнул сложенную копьем
ладонь в живот главаря. Тот утробно рыгнул и опустил на голову профессора
свой пудовый кулак, после чего ноги Владимира Михайловича разом подкосились,
сделали несколько запинающихся шагов по инерции и, наконец, окончательно
отказались поддерживать тело в вертикальном положении. Видимо тонкие,
требующие высокой концентрации энергии и использования силы мысли, приемы
восточных единоборств не рассчитывались для применения против грубой
первобытной мощи, примитивно устроенных организмов. Андрей, понимая, что не
может и дальше вот так же стоять, как истукан сделал несколько запинающихся
шагов навстречу хорвату и неловко замахнулся, думая лишь о том, как бы
суметь отключиться после первого удара противника, может тогда сильно бить
не будут. Хорват легким боксерским пируэтом развернулся к новой угрозе,
заранее расплываясь в широкой торжествующей улыбке. На какой-то момент время
для Андрея остановилась, так поразила его эта вовсе не похожая на зверский
оскал, а вполне человеческая, даже чуть снисходительная улыбка. А потом он
нечаянно моргнул, окружающий мир вновь пришел в движение, и движение это
выразилось в весьма неприятной для аспиранта форме. Тяжелый удар в скулу
бросил его на колени, картинка перед глазами поблекла и начала
размазываться, становясь размытым и трудно уловимым органами чувств пятном.
Он еще успел почувствовать полновесный удар в грудь, отозвавшийся острой
болью в легких, потом прилетело откуда-то сбоку под ребра, потом удары
посыпались градом и какой-то из них милосердно пришелся в затылок, погасив
таки и без того оцепеневшее от непривычного ужаса происходящего избиения
сознание.
Очнулся он от того, что на голову обрушился целый водопад ледяной воды,
зафыркал, пытаясь вытрясти капли затекшие в нос, мотнул головой уворачиваясь
от все продолжавшего литься откуда-то сверху потока. Виски тут же
прострелила тупая игла ноющей боли, с трудом разлепив заплывшие веки и в
непривычно узкие щелочки глаз взглянув на неприятно двоящийся и плохо
фокусирующийся окружающий мир, Андрей различил морщинистое лицо
склонившегося над ним кафанщика.
- Это ничего, ничего... - как заведенный приговаривал тот. - Главное
кости целы, а мясо нарастет, нарастет...
Андрей попытался что-то произнести в ответ, но распухшие, отяжелевшие
губы почему-то отказались разомкнуться, и изо рта вырвалось лишь натужное
шипенье. Язык уткнулся в обломки передних зубов, вызвав короткую вспышку
боли, и аспирант про себя ужаснулся, показалось, что во рту осталось только
несколько обломанных почти до основания пеньков.
- Молчи, не говори ничего, - предостерег его серб, присев рядом на
колени и аккуратно обтирая лицо Андрея смоченной в холодной воде губкой. -
Живой и то хорошо, могло быть гораздо хуже.