"Максим Михайлов. Чего не прощает ракетчик" - читать интересную книгу автора

и вдруг сквозь привычные очертания начинало проступать что-то другое,
невозможное... То чего просто не могло быть... Такое случалось всякий раз,
стоило ему только отвести глаза, посмотреть на разложенные перед ним на
столе детали оружия. Тут же боковым зрением начинала фиксироваться всякая
несуразица: то хитро подмигивал из окна фээсбэшный генерал, то зазывно
улыбалась Марина, а один раз даже мелькнуло торчащее к небу изломанное
серебристое крыло и яркое пятно парашютного шелка поодаль...
Севастьянов стремительно поднял глаза, всматриваясь в темноту за окном.
Слишком поздно, все тут же исчезло, уступая место уютному свету неяркой
лампочки под пластиковым абажуром, клетчатой клеенке стола, кухонным шкафам
и холодильнику на заднем фоне... А еще в стеклянной поверхности отразился
безумный взгляд, растрепанного и осунувшегося немолодого уже человека с
темными набрякшими тяжестью мешками под глазами и лихорадочным румянцем во
всю щеку. В этом всклокоченном нервном издерганном человеке Севастьянов с
немалым удивлением узнал себя. С минуту он с болезненным любопытством
вглядывался в собственное отражение, потом раздраженно дернул углом рта и
демонстративно опустив глаза принялся аккуратно собирать оружие. Однако
глаза все равно предательски нет-нет да и возвращались к окну, отрываясь от
скучных, до боли знакомых железяк.
А за окном продолжало твориться странное волшебство. В неверном
серебристом свете сменяя друг друга плыли то степные, то горные пейзажи,
вспыхивали огнями транспаранты готовности буковской СОУ, мелькали знакомые
лица, сосредоточенно вглядывающиеся в индикаторы, ловкие уверенные пальцы
четкими неотвратимыми движениями вели рукояти, нажимали кнюпели... С воем
уходили в небо ракеты, устремляясь к едва видимой серебристой точке
скользящей среди облаков... Севастьянов до хруста зубов сжав челюсти
продолжал собирать пистолет. С лязгом вставали на место одна за другой точно
пригнанные части. Подполковник старательно не смотрел в окно, но все равно
видел все, что там происходит. Теперь из-за прозрачной невидимой перегородки
на него смотрели трое бывших однополчан, не те которых он помнил по далекой
офицерской молодости. Другие - такие, какими он увидел их на экране
компьютера фээсбэшника. Погрузневший, заплывший лишним жирком Померанец с
зеленоватым испитым лицом, жалкий, согнутый вопросительным знаком сутулый
Маркухин, злой с резкими беспощадными чертами Гром... Все трое были сейчас
там... Все трое смотрели на него сквозь стекло...
Щелкнул входя в пазы на рамке затвор, палец заученно надавил на
задержку, возвращая его в переднее положение. Все, оружие готово к бою. Не
торопясь, медленно и плавно, так, как учили делать на стрельбище,
Севастьянов поднял пистолет в вытянутой руке. Ствол не дрожал, сидел в
ладони как влитой, хищно глядя в окно. Губы подполковника искривились в злой
гримасе, верхняя вздернулась открывая в оскале передние зубы. Указательный
палец трижды надавил спуск. Трижды с металлическим звоном в холостую ударил
курок.
Ждите, я уже иду к вам... До скорой встречи, друзья...
Бесплотные призраки однополчан таяли за окном, пронзенные каплями
начинающегося дождя, затертые мельтешением еще не опавшей листвы росших под
домом деревьев. Севастьянов провожал их внимательным взглядом. Взглядом
через пистолетный целик, посреди которого маячила идеально ровная мушка.

Смена запаздывала и Севастьянов, скрывая владевшее им напряжение,