"Скаутский галстук" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег Николаевич)

20

Коробка была из-под печенья, жестяная, с уже неразличимой картинкой, но на боковине ещё можно было прочитать

…Жоржъ Борманъ

Юлька, сидя на песке, деловито раскладывала рядом маленькие катушки с несколькими иголками, зеркальце (с отколовшимся в нескольких местах чернением), какую-то фотографию, ещё что-то, искоса посматривая на меня. Наверное, боялась, что я буду смеяться. Но я всего лишь ждал, пока она зашьёт мне куртку.

Собственно, я просто попросил у неё нитку с иголкой, чтобы сделать это самостоятельно. Но Юлька заявила, что у меня ничего не выйдет, что я куртку пришью к себе и вообще так меня наоскорбляла, что я безропотно отдал куртку ей, а сам сидел рядом на речном бережке и смотрел.

— Я отца всегда обшивала, — говорила она между делом. — Счастливый ты, Борька, после войны вернёшься к родным…

— Не вернусь, — я отвернулся, чувствуя, как отсыревают глаза. Юлька махнула рукой:

— Брось ты! Я тебе точно говорю, что они у тебя живы и ждут.

— Да не в этом дело… — я не стал говорить дальше, а Юлька не стала расспрашивать.

— Ну вот, готово, — она протянула мне куртку, аккуратно сложила вещицы в коробочку и встала: — Ты не смотри, я буду купаться, — сказала Юлька, расстёгивая рубашку.

— Чокнутые вы тут все, — ответил я. — Вода же холодная. Май не кончился.

— Да ничего и не холодная… Не смотри, говорю!

— Я за кусты уйду, — кивнул я. — Шумни, если что.

— Ага.

Я обогнул ивовые заросли и наткнулся на корягу, выступавшую над поверхностью воды удобным изгибом. Сбросив ботинки и размотав портянки, я подкатал свои верные штаны, не без удовольствия прошлёпал босиком по воде (может, и холодная, но ноги так устали, что даже здорово!) и сел в этот изгиб, как в кресло. Отсюда было слышно, как Юлька плещется, и я поймал себя на том, что стараюсь рассмотреть её через ветки. Это было не очень-то красиво, но… Под мужской рубахой и мешковатыми шароварами не поймёшь, какая она — по фигуре, в смысле. Мои щиколотки облепила комариная сволочь, и я опустил ноги в воду. Течение — сильное возле берега — приятно потянуло их в сторону. Я усмехнулся, поправил ремень. Посидел ещё. Юлька плескалась… Я соскользнул в воду и начал, подволакивая ноги по дну, красться ближе к кустам. Щёки у меня горели, в ушах звенело, но не от комаров. Я ругал себя последними словами, но не мог остановиться.

Юлька стояла лицом ко мне на отмели неподалёку от берега — вода доходила ей до колен — и смотрела на другой берег из-под руки, а левую уперла в бедро. Бёдра у неё были неширокие, почти как у пацана, но грудь — неожиданно оформившаяся, рельефная…

Она завертела головой, и я отпрянул от кустов, ругательски себя ругая. Во-первых, то, что я сделал, было подло. Во-вторых, она, конечно же, почувствовала взгляд… Но избавиться от стоящего перед глазами я теперь не мог, хотя ожесточённо поплескал себе в лицо водой — на пылающей коже та показалась ледяной.

Юлька была красивая. Очень красивая. Очень-очень красивая. Что тут ещё сказать — разве что в третий раз повторить «очень»? Я стоял в воде и представлял её тело, лицо и глаза…

…Девчонка вдруг негромко, но очень сильно запела — кажется, выходила из воды:

— Бориска, я всё, ты где?!

— Иду, — отозвался я, но Юлька уже сама появилась из-за кустов.

— Ты не купаешься?.. Извини…

— Да ничего, — я остановился по щиколотку в воду, разглядывая её. Юлька распустила косу и сейчас аккуратно расчёсывала пряди мокрых волос расчёской из своего запаса. Она была всё ещё босиком, а рубашка расстёгнута низко, и…

— Ты чего? — каким-то не своим голосом спросила она, поймав мой взгляд. — Бо-орь?..

— Погоди, — голос у меня тоже стал чужим, я вышел из воды и, подойдя вплотную, обнял её за талию, не сводя глаз с её лица. Юлька не двигалась и тоже смотрела. — Погоди, — повторил я и, чуть нагнувшись, поймал её губы своими, накрыл. Губы были горячие, влажные и отдавали свежей водой и земляникой — это я успел почувствовать и успел пережить две или три восхитительных секунды, лучших в моей жизни секунды… а затем я получил такой силы удар раскрытой ладонью по лицу — обычную пощёчину, но размашистую и беспощадную — что в голове грохнуло, и я сел на песок.

— Подглядывал?! — Юлька стояла надо мной, из её глаз синими электрическими искрами брызгало презрение. — Целоваться лезешь?! Не подходи ко мне — убью, укокошу! — и, выхватив «маузер», она выстрелила в песок точно между моих ног — песчинки брызнули мне в лицо, и я вскрикнул от неожиданности и зажмурился.

Когда я проморгался, то Юльки, конечно, не было. В голове у меня гудело, щека онемела и ощутимо распухла. Я перевалился к воде и начал остужать разбитое место. Мне было смешно и стыдно, никакой обиды на девчонку я не испытывал. Как она меня!.. Ну сила… Таких бы в моё время штук двадцать хоть. Или они есть, только мне не попадались?.. Вот это хрястнула, с ног ведь сбила!..

Несмотря на занятость переживаниями, я ощутил, что кто-то приближается и, достав «парабеллум», замер, вглядываясь в кусты. Послышался голос Сашки:

— Борька, это я, не стреляй, — а через пару секунд он сам вышел на отмель. — Кто тут палил?

— Юлька, — отозвался я, не вставая с корточек. — Показывала, как стрелять умеет… А ты чего?

— Да был тут недалеко, слышу — выстрелили… — он рассматривал меня. — А она где?

— Ушла… — я убрал оружие. Сашка помолчал и спросил:

— А со щекой что?

— Иди, куда шёл, — отозвался я. Сашка пожал плечами:

— Так я сюда и шёл… Целоваться к ней полез?

— Да! — я вскочил. — Полез! Что ещё?!

— И как — получилось?

— И получилось, и получил, — честно сказал я. — Ещё вопросы будут?

Сашка пожал плечами, круто развернулся и исчез в зарослях — как обычно, совершенно бесшумно.

— Чингачгук, блин, — сказал я и выматерился от души. Потом засмеялся…

…В лагере стало многолюднее и веселей. Мне надо было тренировать пополнение по рукопашному бою, опаздывать не стоило, но, когда я почти бегом прибежал в лагерь, меня перехватил Витька.

— Тренировка отменяется, — сказал он. — Сейчас иду на совещание к командиру. Вернусь — скажу, что и как, но вы сидите в землянке или около, не разбегайтесь.

— Понял, — я пожал плечами… — Вить, знаешь, мне всё время снится, что я лошадь и жую сено.

— Ну и что? — подозрительно затормозил уже разлетевшийся бежать командир разведки.

— А то, что утром каждый раз половины сена с нар нету.

— Иди ты, — он отмахнулся, я крикнул вслед:

— Э, Вить, ты про Фрейда слыхал?!

Он явно не слыхал. Я вздохнул и решил, что сейчас отправлюсь в кусты, смяду поудобнее, закрою глаза, представлю Юльку и немного самоудовлетворюсь. Но меня опять — уже не в первый раз за последние дни — окликнули двое пацанов из пополнения. Я уже отлично знал, что им нужно: чтобы я ходатайствовал о принятии в отделение разведки, поэтому сделал вид, что не слышу их и юркнул в землянку.

Тут все были в сборе. Ромка пиликал на своей губнушке что-то оптимистичное. Я сообщил, стараясь не встречаться взглядом с Юлькой:

— Похоже, скоро на дело. Витька побежал на совет.

— Ну и отлично, — Сашка потянулся. — А то взрывчатка есть, а мы уже пять дней сидим, ничего не делаем…

— Странно, что немцы ничего не сделали, — заметил Женька задумчиво.

— Они скорей всего просто не знают, где нас искать, — предположил я, садясь на нары. — Отряд-то был маленький и почти бездействовал…

— Пока не пришли мы, — Сашка пересел за стол и начал разбирать «штейр». — Ром, а ты спеть не можешь?

— А у меня рот занят, — ответил младший, на секунду вытолкнув губнушку изо рта. И опять запиликал.

Мы посидели в молчании ещё пару минут, и я поднялся. Все уставились на меня, явно ожидая каких-то действий по убийству времени.

Я поставил перед собой два котелка, зажал между пальцами по гильзе и простучал короткую дробь. Потом подобрал ритм для аккомпанемента, посмеиваясь над собой — наверное, именно так подыгрывали себе первобытные люди… И, постукивая по металлу, запел:

Я несколько раз — всё тише и тише — повторил припев и замолчал. Наступила тишина — и удивлённая, и какая-то даже недовольная. Я опасливо подумал, что хватил лишку — такой символизм в век конкретики во всём, даже в песнях…

— Странно, — вдруг с каким-то удивлением сказал Женька. — Я сперва… Эта песня — она ведь ни о чём? — он подумал и сам утвердительно кивнул. — Ни о чём… и всё-таки…

— Хорошая песня, — сказал Сашка. — Она как бы… ну, это… — он засмеялся и махнул рукой. — Короче, не знаю, но хорошая.

Я усмехнулся. Они не могли выразить чувств, но я понимал, что именно мои друзья ощущают. И был рад.

— Время бродить по лесу, время разгадывать тайны… — сказала Юлька задумчиво. — Да, хорошо… Ладно, мальчишки, я пойду. Мне ещё на кухню.

Она поднялась и вышла. Помедлив и подождав, пока ребята занялись разговорами, я потихоньку выскользнул следом. Уже стемнело, но вообще-то ощущение такое, что на кухне жизнь не прекращалась вообще никогда. Тётя Фрося была на месте, и я переминался за деревьями, пока Юлька, подхватив ведро, не зашагала к выгребной яме. Тут я её и перехватил:

— Юль, давай понесу.

— Не надо, пусти, — безразлично сказала она. Я отпустил дужку, но пошёл рядом:

— Юль, я тебе пел. Честно.

— Ну и ладно.

— Юль, — я обогнал её и встал на колени. — Юль, прости. Я дурак, прости.

— Встань, ты что?! — она почти испугалась и отгородилась от меня ведром. Я замотал головой на полном серьёзе:

— Юль, прости, я виноват.

— Да встань, ты что?! — жалобно попросила она.

— Не встану, если не простишь. На коленях за тобой буду ползти.

— Да ты что, Борьк! Борьк, увидят! — она заоглядывалась. — Встань! Ну?!

— У-уххх… — выдохнула она и поставила ведро на дорожку. — Прощаю… Но больше так не делай, — она серьёзно посмотрела мне в глаза. — Это нечестно и вообще… ты такой хороший парень, а это мерзко, понимаешь?

Если честно — я не понимал. Не понимал, потому что Юлька была красивая, просто очертенело красивая. И… и без одежды — тоже. А-аббалдеть. Но я закивал без раздумий. Если бы Юлька попросила меня признать, что луна сделана из сыра — я бы согласился немедленно.

— Давай ведро донесу! — вскочил я и уцепился за дужку ведра. — Пожалуйста!

— Ну неси, — со смехом разрешила она. — Только на кухню я сама понесу, а то…

Она не договорила…

…Когда мы вернулись в землянку, Витька уже был там.

— Наконец-то, — сердито сказал он. — У Юлии на кухне дела, а ты-то где бродил?

— М? — я сел на нары и обнялся с ЭмПи. — Воздухом дышал-с. А что-с?

— А кто его знает, — сердито сказал Сашка. — Пришёл и молчит сидит.

— Да ничего, просто собирайтесь, сейчас выходим, все, кроме Ромки, — заявил Виктор. Ромка немедленно вскинулся:

— А я?!

— А ты останешься в распоряжении штаба.

— Куда выходим-то? — деловито спросил я и только теперь увидел на столе консервные банки, сухари, патроны, гранаты. — О, это дело…

— А вот выйдем, я и скажу, — сказал лейтенант.

— Идём, а потом я скажу — куда, — буркнул Сашка. Он почему-то был не в настроении. Впрочем — я, кажется, догадывался, почему. И ничего приятного в этом не было, сказать по правде. История, вечная, как мир, но от этого ничуть не более приятная. Я даже хотел сразу с ним поговорить, но тут же отказался от этой мысли — почему-то стало страшновато. Просто не знаю, почему. Поэтому я занялся сбором снаряжения.

Я набил патронами все шесть магазинов и запасную обойму к «парабеллуму», но Виктор кивнул мне:

— Сыпь ещё полсотни в подсумок, — он перебросил мне пустой брезентовый мешок из-под противогаза.

— Какая щедрость, — проворчал я. — С чего бы? — но охотно догрузил патроны.

— К моему пистолету опять нет? — грустно спросила Юлька. Виктор развёл руками и предложил:

— Возьми лишнюю гранату.

— Впервые слышу, чтобы они были лишними, — подозрительно отозвалась Юлька. — Действительно — с чего бы?

Ей никто не ответил, да она ответа и не ждала, в общем-то. А я, кстати, решил воспользоваться предложением и подцепил сразу четыре гранаты — нашу «лимонку» и три немецкие, но не «колотухи», а похожие на пивные банки осколочные. В ту же сумку я сложил две банки выданных мне консервов, сухари, кулёк с пшеном, а сверху приторочил туго свёрнутое немецкое одеяло, а на него сбоку — котелок. Виктор наблюдал за мной с одобрением, потом сказал:

— По тебе не поверишь, что ты городской… Не хуже Сашки.

— Я в походы много ходил, — не стал я вдаваться в подробности. И, подумав, достал из внутреннего кармана штанов галстук и повязал его. Надо сказать, что реакция была предсказуемой — у всех глаза полезли на лоб.

— Это что? — удивился Сашка. — Зелёный…

— Это? — я словно впервые увидел галстук и довольно натурально засмеялся: — А, да это просто шейный платок такой. Он мне… дорог, как память кое-о-чём.

Вопрос был снят, но Юлька задумчиво сказала:

— А вообще-то надо нам пионерские галстуки найти… Я свой в дупле спрятала, недалеко от сторожки…

— А у меня мой с собой, — гордо сказал Женька и, достав из кармана аккуратно сложенный треугольник, ловким заученным движением повязал его прямо на шею и спрятал под курточку. — Только я так буду носить, — немного извиняющимся голосом сказал он, — а то очень яркий, в лесу сразу видно…

— А у меня галстука нет, — Сашка взохнул, и я спросил:

— А тебя принять никак нельзя? По-моему, уже выше крыши есть за что.

— «Принять»! — фыркнул он. — Для этого отряд должен быть…

— А мы чем не отряд?! — возмутился я.

— Ладно, это вы потом обсудите, — Витька поднялся. — Снаряжаемся и выходим. До рассвета мы должны быть… в одном месте, а рассветёт уже скоро.