"Илья Львович Миксон. Семь футов под килем" - читать интересную книгу автора

Знаешь, что за это полагается? - Опять долгая пауза. - Должен знать, не
малое дите, в матросы записался. А матрос на вахте - что солдат на боевом
посту. Тем более в загранпорту. Ясно?
- Ясно, товарищ боцман! - с облегчением выпалил Лешка.
- Положим, не очень тебе ясно, но прояснишься еще, дойдет до тебя, что
есть матрос! Иди, поднимай народ.
Заглянув во все матросские каюты, Лешка весело прокричал "доброе утро".
Он радовался, что кончилась бесконечная вахтная ночь, что все обошлось и
боцман проявил к нему "максумальное" снисхождение. За минутную слабость на
вахте - Лешка это отлично понимал - Зозуля имел полное право наказать по
всей строгости Устава морской службы.
"Нет, - окончательно заключил Лешка, - наш дракон - человек!"
Лешка, наверное, больше и не вспомнил бы о своей первой стояночной
вахте у трапа, если бы не собака.
Ее обнаружили сразу, как вышли в открытое море. Боцман отправил Лешку
на корму брезент подтянуть на рабочей шлюпке. "Подует сильнее - сразу
захлопает. А нам такие аплодисменты ни к чему".
Под шлюпкой Лешка ее и увидел. Маленькую, заморенную, грязную,
неопределенной породы и масти собачонку. Она свернулась калачиком и
старалась стать еще меньше, а выпуклые блестящие глаза были наполнены, как
слезами, голодной тоской и мольбой о милосердии.
- Соба-ака! - удивленно протянул Лешка. - Ты чья? Откуда?
Через несколько минут на корму сбежалась половина команды.
Собачка сидела в центре толпы и мелко дрожала всем телом.
Боцман Зозуля допытывался, откуда она взялась на судне. Никто ничего
толком не знал. Одни считали, что ее пронес шутник докер, другие - кто-то из
своих, третьи - что собака сама сиганула на палубу, когда, в отлив,
фальшборт почти сравнялся с пирсом.
- Все равно дознаюсь, чьих рук это дело! - угрожал Зозуля, буравя
глазами матросов. - Чья собака? Последний раз спрашиваю!
"Моя, наверное", - печально подумал Лешка. Когда же еще могла
пробраться незамеченной собака, если не в ту несчастную минуту, когда он
дремал, сидя на телефонной книге города Гамбурга.
Боцман почему-то не смотрел на Лешку, допытывался у других:
- Сознавайтесь, по-хорошему говорю.
- За борт ее, и вся недолга! - озорно выкрикнул кто-то из толпы.
- Но-но! - сразу отступил Зозуля. - Живое существо, друг человека,
можно сказать...
На стоянке неизвестную и незаконную пришелицу выдворили бы с судна в
два счета. Но в море... Кто прикажет: "За борт!"?
Зозуля критически оглядел несчастную собачонку.
- Хоть бы путное что-нибудь привели, а то...
- Ни шерсти, ни вида! - опять крикнул тот же голос.
- Артист! - процедил Зозуля, высмотрев поднатчика. - Лады, доложим
помполиту, он тебя в самодеятельность художественную включит.
"Сознаюсь. При всех!" - пересилив себя, решил Лешка и выступил вперед.
- Смирнов! Сбегай на камбуз, принеси чего-нибудь. Покормить ее все
равно надо.
Лешка, так и не сделав публичного признания, побежал вниз, к повару.
- Что за порода? - ни к кому не обращаясь, произнес моторист,