"Генри Миллер. Нью-Йорк и обратно (джазовая легенда) " - читать интересную книгу автора

Дождь. Мы с Джо стоим у сигарного магазина Велана, что у вокзала на
пересечении Тридцать Третьей улицы, Шестой авеню и Бродвея. Прохожие пялятся
на нас, мы глазеем на них. Под эстакадой жмется диковинный тип - стройный
парнишка в рубашке из голубого шелка и рабочих штанах из грубой бумажной
ткани; шея обвязана красной банданой, на репе - громадное сомбреро,
естественно, лихо сдвинутое набок. Судя по всему, он ожидал поезда. Имея
семьдесят пять центов на двоих, мы долго сомневались, заводить разговор с
юным ковбоем или нет. Наконец подозвали парня свистом. Чудик приблизился с
довольно перепуганным и обеспокоенным видом, объяснил нам, что проспал
нужный поезд и только-только прикатил из Холиуока, штат Массачусетс. Сам он,
мол, из цирка, дрессирует шпицев или что-то вроде того. У молодого человека
были даже большие железные шпоры, кои он извлек из кармана и с гордостью
показал нам. Колесики, правда, затупились, однако парень заверил, что их
очень легко наточить, а потом спросил, как найти Центральный вокзал, где
должна располагаться служба помощи горе-путешественникам. И еще добавил, что
Нью-Йорк - самый большой город из всех, которые он видел (причем я понял:
ковбой твердо уверен, что в мире подобного добра навалом).
- Ну и как тебе здесь? - полюбопытствовали мы.
Циркач ответил, что провел в Нью-Йорке всего лишь полчаса и попросту
мечтает отсюда выбраться. Отвели мы его в отель "Миллс", заплатили за ночлег
и растолковали, куда следует завтра отправиться.
Уже покидая гостиницу, я вдруг осознал: это же самое интересное
событие, приключившееся со мной со дня приезда. Здоровый, открытый парень,
обаятельный собеседник - а вернее, бессловесная скотинка, отбившаяся от
своей овчарни. Помню, как мы разглядывали его шляпу, в которую вошло бы
десять галлонов виски, переворачивали ее, ощупывали, взвешивали в руках,
сгибали, примеряли, изучали этикетку, интересовались ценой и все в таком
роде. В наших глазах девятнадцатилетний ковбой и его головной убор стоили
много дороже угрюмого, напористого, тщеславного Нью-Йорка и всего, что он
воплощал в себе, вместе с упаковкой и ленточкой. Парнишка был одним из нас:
бродил в сильный ливень, выписывал зигзаги под эстакадой, уворачиваясь от
резвых таксистов; помню его голубую рубашку, распахнутую на груди, блестящие
мокрые волосы, ладную фигуру, стальные мускулы, глаза оленя, мозолистые
ладони, синие штаны с карманами, скроенными по косой линии. Убей меня гром,
если я не завидовал этому юноше! Он возвращался в Теннеси, на ферму, и
должен был навсегда забыть о цирке. Скорее всего поутру бродяги выудят у
него последние гроши, и бедолага снова будет стоять под мостом, беспомощно
высматривая нужный поезд. Звали парня Селф, Уилл Селф. Превосходное
американское имя[Self (англ.) - "сам".], и славно звучит на любом языке.
Чем-то напоминает "Единственный и его достояние"[ "The Ego and His Own" -
автор Штирнер Макс (настоящее имя и фамилия Каспар Шмидт, Schmidt) (1806 -
1856), немецкий философ-младогегельянец. В главном сочинении "Единственный и
его достояние" (1845) проводил идеи последовательного эгоцентризма:
единственная реальность - "Я", индивидуальна.], напыщенную и претенциозную
анархическую книгу, прочитанную в те дни, когда я тоже изо всех сил пытался
стать ковбоем - и стал бы, если б не клопы.
Так вот, сидели мы в салуне Макэлроя, и Джо пустился в воспоминания о
Майами, о великом торнадо не то двадцать седьмого, не то двадцать восьмого
года, сразу после бума, о девице, с которой развлекался тогда на пляже под
перевернутой шлюпкой. Не успел он взгромоздиться на подружку верхом, как