"Генри Миллер. Нью-Йорк и обратно (джазовая легенда) " - читать интересную книгу автора

барашка, хлебных крошек, чеснока, ливерной колбасы, sauerbrateri[жаркое с
квашеной капустой (нем.).], лука, romaine salad[римский салат (фр.).],
маслин, стеблей сельдерея, спаржи, арбузных корок, sauerkraut[кислая капуста
(нем.).], мелко порубленной куриной печенки, голубиных яиц, колбаски,
взбитого белка и толстого слоя горчицы.
Нет, все-таки гений не должен голодать всем телом. Наполовину или на
три четверти - согласен. Пускай в складочках опустевшей "продовольственной
корзины" застрянет всего пара-другая крошек, но только безотлагательно! Я
чувствую себя выскобленной и законопаченной шаландой, которая готова
сорваться в самое далекое плавание, а вместо этого выцветает и сохнет на
солнечном берегу. Говорят, на голодный желудок легко удариться в мистику. Я
же, напротив, становлюсь чрезвычайно практичным и хитрым. Полминуты назад
моя изворотливость достигла такой степени, что я пошел и занял денег у
коридорного. Просил четвертак, но парень отвалил целый доллар. Вот что
значит гениальность!.. Кстати, Джои, не хочу, чтобы ты сильно огорчался,
читая эти строки: к тому времени я уже буду плыть в открытом море. Между
приемами пищи - и джина! - стану прогуливаться по корме; бьюсь об заклад,
рядом непременно окажется какой-нибудь зануда, готовый поведать историю
собственной жизни.
Сперва я планировал начать следующую книгу уже на борту, однако
испугался, как бы не заставили платить пошлину за провоз печатной машинки.
Ну да ладно, все равно в голове работа идет полным ходом. Можно сказать,
книга почти готова. Я вижу ее от первой до последней страницы. Достаточно
выбить пробку, и строки польются, как вино из бездонной бочки. Сюжет
разбежится подобно кругам на зеркальной глади пруда: с одной стороны, при
этом сохраняется полная свобода, с другой - возникает иллюзия
поступательного движения. Путешествовать лучше налегке, о багаже пусть
заботится "Америкэн Экспресс". Что означает: долой анализ и самонаблюдение,
за борт сюрреализм и расовую логику, к чертям собачьим стиль и форму!
История, которую я намерен изложить, настолько человечна, что ее рассказал
бы и безродный пес. Понятно, с моими литературными способностями (а они на
целый дюйм превышают собачьи) она слегка затянется, однако суть не
изменится. Это будет рассказ об одиночестве и неотступном голоде - я не имею
в виду лишь нехватку еды и секса, но всего сразу. Я словно погляжу на свою
жизнь из бортового иллюминатора, и та помчится мимо, мало-помалу погружаясь,
как четырехмачтовая шхуна в бурю. Каждый, кто пожелает, получит слово,
причем вдосталь. Здесь же, в книге, я буду есть и спать, а когда приспичит,
помочусь прямо на страницы. Все это пришло мне в голову во время прогулки по
Бродвею. Вокруг суетилась такая шумная толпа, что внезапно меня охватило
жуткое одиночество. Лучше бы уж тыкали в бок локтями, толкали, пихали,
наступали на ноги, плевали в лицо... Гомон вдруг необъяснимо затих, и перед
мысленным взором в полной тишине загорелся зеленый свет - ослепительная
вспышка на пути к новой книге. И я рванул вперед на всех парах. Я мог
вызвать из прошлого любую подробность, да еще со всеми тончайшими связями и
самыми причудливыми ассоциациями. Все, что мне нужно теперь, - это сказать:
"Привет! А вот и мы... Как поживаете? " Остальное покатится, как по маслу.
История моей жизни - тема неисчерпаемая. Странно, почему писателей тянет
изображать чужие приключения? Ведь это водоворот с дыркой посередине! Уже на
последней строчке он неизбежно засасывает и тебя, и твой собственный опыт.
Пусть даже мы с моей жизнью идем ко дну - не вздумайте бросать нам